Джеймс Типтри-младший - Счастье - это теплый звездолет

Он умолк, гадая в миллионный раз: неужели я правда буду вечно скользить среди звезд в огромном рое других сознаний?

— А сколько у вас в родне было детей? — спросила Персик.

— Шестеро. Я младший.

— Остальные ушли в Реку?

— Не знаю. Когда я вернулся из городов, никого уже не было, но, может, они тоже еще задержатся. Папа оставил письмо с просьбой попрощаться и сообщить ему все то новое, что я узнал. Говорят, они уходят не быстро. Если я поспешу, возможно, тут будет еще достаточно его сознания, чтобы рассказать ему, что я видел.

— А что ты видел? Мы один раз были в городе, — сонно проговорила Персик. — Но я совсем маленькая была. Ничего не помню, кроме людей.

— Людей уже нет. Города пустые, все до одного. Но все работает, дороги движутся, светофоры переключаются. Я не верил, что никого нет, пока не заглянул в главный центр управления. Там столько всяких замечательных устройств! — Джекко вздохнул. — Столько всего красивого и сложного! Фантастика, что люди делали. — Он снова вздохнул, думая об удивительных технологиях, о творениях человека, брошенных и приходящих в упадок. — И знаешь, что было странное? В самом большом городе, какой я видел, в старом Чио, почти на всех экранах шла одна и та же запись.

— Какая?

— Девушка. Девушка с длинными волосами. Почти до пят, я никогда таких не видел. Она раскладывала их на таком вроде столе, опустив голову. Без звука — думаю, аудио отключилось. Потом она очень медленно поливала их жидкостью. А потом поджигала их, поджигала себя. Волосы горели и взрывались, и она горела. Думаю, это было на самом деле. — Его передернуло. — Я видел, как у нее во рту чернел и скручивался язык. Было очень страшно. Снова и снова, повсюду. Заело.

Персик издала звук отвращения:

— И это ты хочешь рассказать своему отцу, его призраку или чему еще?

— Да. Это новые сведения, они могут быть важны.

— Ну да, — презрительно заметила она и тут же широко улыбнулась. — А про меня? Я тоже новые сведения? Девушка, которая не уйдет в Реку? Которая останется здесь и будет рожать детей? Может, я последняя.

— Это очень важно, — медленно проговорил Джекко, ощущая, как какое-то непонятное чувство сводит его внутренности. — Но я не верю. Не можешь же ты серьезно…

— Я серьезно, — с безграничной убежденностью сказала она. — Я останусь здесь, рожу детей от тебя или от другого мужчины, если ты не захочешь остаться, и научу их жить на Земле вместе с природой.

И вдруг Джекко ей поверил. Совершенно новое чувство поднималось в нем, неся с собой восходы и бесчисленные связи с Землей. Оно было мучительно-щемящее, как будто внутри его открывалась ржавая дверь. Что, если именно к этому он и стремился?

— Думаю… думаю, может, я тебе помогу. Может, останусь с тобой хотя бы на некоторое время. Для нашего… для наших детей.

— Ты останешься на месяц? — изумилась она. — Правда?

— Нет, я хочу сказать, на дольше. Чтобы ты родила не одного, а я их видел и помогал растить, как мой папа. Вот попрощаюсь с ним, вернусь и останусь надолго.

Лицо у нее переменилось. Она тонкими темными руками коснулась его щек:

— Джекко, послушай. Если ты пойдешь к Реке, ты не вернешься. Никто не возвращается. Я тебя больше не увижу. Надо сделать это сейчас, до твоего ухода.

— Но месяц — это так долго! — возразил он. — Папиного сознания здесь уже не будет. Я и так ужасно задержался.

Минуту она глядела Джекко в глаза, потом убрала руки от его лица и с тихим смешком отступила на шаг.

— Да, а мы ужасно засиделись. Пора спать.

Персик, неся свечи, повела его обратно в комнату, и Джекко вновь подивился ее странным инструментам и занятиям:

— Это что?

— Моя ткацкая комната. — Зевая, она подняла и развернула квадрат очень грубой материи. — Я сама сделала.

Джекко подумал, что ткань некрасивая. Некрасивая и жалкая. Зачем делать такие ненужные вещи? Но у него уже не было сил спорить.

Персик отвела его сполоснутся к колодцу, по дороге показав еще одно место для отходов. Чужие отходы пахнут гадко, сонно отметил Джекко. Может, из-за этого и происходили все древние войны.

У себя в комнате он повалился в гамак и сразу уснул. Сны в ту ночь были сумбурные: толпы, ураганы, толкотня, отражение эхом в неведомых измерениях. Последним образом возник исполинский смерч, который нес во лбу драгоценный камень: спящую девушку, свернувшуюся, как эмбрион.

Он проснулся на розовой заре и увидел над собой темное лицо Персик. Она проказливо улыбалась. Джекко подумал, что она уже некоторое время за ним наблюдает, и быстро спрыгнул с гамака.

— Лентяй, — сказала Персик. — Я нашла лодку. Давай ешь скорее.

Она протянула Джекко тарелку с яркими натуральными плодами и повела его в рассветный сад.

Когда они выбрались на берег, Персик свернула к югу. Здесь, на мелководье, моталось туда-сюда опрокинутое, запутавшееся в парусе суденышко. Киль был по-прежнему выдвинут. Они кое-как свернули парус и отбуксировали суденышко на более глубокую воду, чтобы перевернуть.

— Я хочу эту лодку для своих детей, — взволнованно повторяла Персик. — Тогда они смогут ловить рыбу. Ой, как же им понравится!

— Встань всем весом на киль и тяни за борт, — сказал Джекко.

Сам он сделал то же самое. Персик наклонилась, и ее шелковое платье соскользнуло с грудей, высоких и острых, совсем не как у женщин в его семье. Зрелище это отвлекло Джекко, ноги перестали слушаться, и он не удержался, когда суденышко выровнялось и сбросило его в воду. Вынырнув, он увидел, что Персик, как кошка, вскарабкалась на палубу и крепко вцепилась в мачту.

— Парус! Подними парус! — крикнул Джекко и снова хлебнул воды.

Однако она его услышала, и парус заплескал огромным крылом за темной блестящей фигуркой Персик. Джекко впервые заметил название суденышка на корме: "Джек-старт". Он улыбнулся. Знамение.

"Джек-старт" плавно заскользил прочь, к рифу.

— Руль! — заорал Джекко. — Поверни руль и возвращайся!

Персик потянула румпель; было видно, что она налегает изо всех сил. Однако "Джек-старт" все быстрей и быстрей скользил против ветра к белой полосе буруна. Джекко вспомнил, что Персик ухватилась за мачту рядом с компьютером:

— Останови компьютер! Выключи его, выключи!

Персик уже не слышала. Она металась, давила на румпель, тянула за веревки, пыталась вручную повернуть парус. Потом она вроде бы заметила компьютер, но явно не сообразила, что с ним делать. "Джек-старт" уверенно шел прочь, возвращаясь на прерванный путь к Реке. Джекко с ужасом понял, что сейчас Персик окажется в опасных водах: волны с грохотом разбивались о коралловый риф.

— Прыгай! Прыгай в воду!

Джекко изо всех сил плыл вдогонку, но отставал все больше и больше. Персик по-прежнему силилась одолеть суденышко, крича что-то, чего он не мог расслышать.