Колсон Уайтхед - Подземная железная дорога [litres]

– Ты здесь, мой мальчик?

– Да, сэр.

– Это хорошо.

Риджуэй попробовал сесть и завыл от боли. Он водил вокруг глазами, не понимая, где находится. Его взгляд безучастно скользнул по Коре.

– Где мы?

– На охоте.

– Столько ниггеров, что их не переловить. Блокнот с тобой?

– Да, сэр.

– Запиши, мне тут мысль пришла.

Хомер достал книжицу и раскрыл ее на чистой странице.

– Императив – это … нет, нет, все не так. Американский императив – это лучшее… это маяк, сверкающий в ночи.

Он закашлялся, его тело сотрясали конвульсии.

– Это возникшее между молотом … и наковальней порождение необходимости и добродетели … Ты записываешь, Хомер?

– Да, сэр.

– Я начну еще раз.

Кора налегла на рукоятку дрезины, но та даже не шелохнулась, как она ни старалась. У ее ног из деревянной платформы торчала металлическая скоба. Кора вдавила ее внутрь, и рукоятка взвизгнула. Она снова налегла, и дрезина поползла вперед. Кора оглянулась: охотник на беглых диктовал свое обращение, а негритенок в цилиндре записывал каждое слово, которое шептали его губы. Она давила на рукоятку и уезжала все дальше и дальше в темноту. Вглубь уводившего в никуда тоннеля, который построил непонятно кто неизвестно когда.

Через какое-то время она поймала ритм движения, раскачиваясь всем телом и передавая толчок рукам, чтобы двигаться вперед. На Север. Всякий раз, отжимая рукоять вниз, она словно вонзала кайло в камень или била кувалдой по крепившему шпалу костылю. Она не столько ехала вдоль тоннеля, сколько пробивала его под землей. Она так и не добилась от Роя рассказа о тех, кто построил подземную железную дорогу, о миллионах мужчин и женщин, которым пришлось продолбить миллионы тонн грунта и камня, копаться во чреве земли ради того, чтобы вывести на свободу невольников вроде нее. Кто стоял в одном ряду с людьми, открывавшими перед беглыми двери своих домов, кормившими их, переправлявшими на Север на своем горбу и принимавшими за них смерть. Станционные смотрители, проводники, сочувствующие. Кем вы становитесь по завершению столь величественного труда, ведь, строя эту дорогу, вы начинаете путешествие по ней из одного конца в другой. На одном конце – те, кем вы были, спускаясь под землю, а на другом на свет выходят уже новые люди. Как прозаичен внешний мир по сравнению с чудом, которое вы созидаете там, внизу, чудом, политым потом и кровью. С тем тайным торжеством, которое каждый из вас хранит в сердце.

Она оставляла позади милю за милей, фальшивые убежища, бесконечные цепи, разгромленную ферму Валентайнов. Вокруг была лишь тьма тоннеля и там, где-то далеко впереди, выход. Или тупик, если так угодно судьбе, – глухая безжалостная стена. Последняя злая насмешка. Окончательно выдохшись, Кора свернулась на подножке калачиком и погрузилась в дрему, паря во мраке, словно угнездившись в самой глубокой впадине ночного неба.

Проснувшись, она решила проделать остаток пути пешком – поклажи у нее не было. Хромая, спотыкаясь о шпалы, она брела вперед. Ее пальцы, ощупывающие стены, танцевали вдоль долин, рек, горных хребтов, очертаний новой нации, проступающей из-под старой. «Мчишься, смотришь по сторонам, – вот тебе и истинное лицо Америки». Она не видела, но чувствовала это, двигаясь через самую сердцевину. Больше всего Кора боялась, что во сне повернется и, проснувшись, пойдет в обратную сторону. Может, ее уводило вглубь? Или отбрасывало куда-то назад? Она полагалась на невольничью заповедь: бежать не куда, а откуда. Благодаря этой заповеди, она уже вон как далеко зашла, и теперь либо доберется до конечной станции, либо сдохнет на рельсах.

Еще дважды она засыпала. Оба раза ей снился Рой, они вместе были в ее комнате. Лежа на боку, Кора рассказывала ему о своей прошлой жизни, он прижимал ее к себе, потом развернул вверх лицом и они смотрели друг на друга. Он стащил с нее платье через голову, потом сбросил брюки и рубаху. Кора целовала его, пальцы бегали по его телу. Когда он раздвинул ей ноги, она была влажная, и он скользнул внутрь, шепча ее имя, как никто никогда его не произносил, так сладко и нежно. Оба раза она просыпалась в темноте тоннеля, а отрыдав свое, вставала и шла дальше.

Выход из тоннеля сначала казался крохотной дырочкой в темноте. Мало-помалу дырочка превратилась в круг, потом в свод пещеры, вход в которую снаружи скрывали заросли дикого винограда и ежевики. Отведя рукой колючие ветки, Кора вышла на вольный воздух.

Было тепло. Солнце стояло почти в зените, все тот же скупой зимний свет, но теплее чем в Индиане. Расселина вывела ее в хвойный лес из виргинских сосен и елей. Она понятия не имела, как выглядит Мичиган, Иллинойс или Канада. Может, она уже и не в Америке? А Америка осталась далеко позади?

Кора опустилась на колени, чтобы зачерпнуть воды из ручья, и замерла: чистая ледяная вода. Она оттирала с лица и рук копоть и въевшуюся грязь.

– Талая, – сказала она, вспомнив статью в одном из пыльных альманахов. – С гор.

От голода у нее кружилась голова. Солнце с неба подсказывало, в какой стороне север.

Когда Кора вышла на дорогу, плохонькую, всю изрытую колдобинами, уже смеркалось. Сев на придорожный камень, она ждала. Через какое-то время вдали послышался скрип колес, и она увидела три фургона, снаряженных для дальнего путешествия, с мощными колесами, увязанной поклажей и развешанной по бокам всякой всячиной. Путь они держали на запад.

Первым правил высокий белый человек в соломенной шляпе. Его лицо с седыми усами было бесстрастно, скала. Рядом с ним на козлах восседала жена, закутанная в плед, из которого высовывались только шея да румяное лицо. Они равнодушно мазнули по Коре глазами и проехали мимо. Кора тоже не отреагировала на их появление.

На козлах второго фургона сидел молодой рыжий парень ирландской наружности. Она почувствовала на себе взгляд синих глаз. Фургон остановился.

– Эй, красота! – окликнул ее ирландец. Голос был звонким, похожим на птичий щебет. – Что-нибудь нужно?

Кора отрицательно покачала головой.

– Может, нужно что, говорю?

Она опять помотала головой и стала растирать озябшие руки и плечи.

Третьим фургоном правил старый негр, коренастый, поседевший, одетый в тяжелую видавшую виды ковбойскую куртку. Ей показалось, что глаза у него добрые. В нем чувствовалось что-то знакомое, но что именно, она уловить не могла. Дым из его трубки пах картофелем, и у Коры заурчало в животе.

– Голодная? – спросил негр.

Судя по выговору, он был с Юга.

– Ужасно, – призналась Кора.

– Ну, так залезай, сама выберешь.

Кора вскарабкалась на козлы. Возница раскрыл корзинку с припасами. Отломив краюху хлеба, она жадно сунула ее в рот.

– Еды вдоволь, – успокоил ее негр.