Егор Радов - Змеесос [litres]

– Ничего страшного, – серьезно сказал Миша. – В любом случае это было чудесное приключение. Помнишь ли ты вождя, джунгли, прекрасных шоколадных женщин?

– Я помню другое, – ответил Александр Иванович, перестраивая свое настроение на ностальгическую волну. – Я помню этот кайф от тяжелого железа, впившегося в мои запястья; этот блаженный ужас перед насильственным броском в небытие, минуту, когда я вышел из подземелья и увидел утро – ради нее я готов повеситься тридцать раз подряд; это раннее, еще холодное солнце и моя жизнь – здесь, со мной; это утро было самым лучшим, потому что последним. Почему вы не повесили меня, Оно? Лучшей реальности не будет; все остальное – всего лишь запутанные абстракции, фикции, которых не существует. Я хочу назад – в петлю!

– Вот в этом и есть твоя главная ошибка, друг мой; но все равно – благодарен ли ты мне за то, что я предал тебя и ты испытал все это? Запомни, сынок, малая мудрость сводится к нормальным нравственным законам, в соответствии с которыми иные поступки ужасны, но не будь их – этих поступков – что бы оставалось делать нам? Нельзя испытать счастья от «непредательства» в мире, где никто никого не предает; в этом смысле предатель – творец, он создает ситуацию, новый поворот, целую жизнь, а стойкий человек с закрытым ртом, от которого не добьешься никаких сведений – даже тех, которые абсолютно никого не волнуют, – он идет у предателя на поводу; он не создает сам ничего; и если представить этих двоих в виде любящих друг друга педерастов, то предаваемый будет пассивным.

Миша Оно замолчал после этой тирады и посмотрел на Александра Ивановича, обнаружив, что тот почти ничего не слушал, а думал исключительно о своем, и тогда Миша плюнул куда-то вдаль и решил снова оказаться где-нибудь в конкретной действительности.

Через какое-то время они уже стояли на опушке и смотрели на березу прямо перед собой. Александр Иванович снял ботинки и насладительно провел кончиком ноги по зеленой траве. Было прохладно и свежо.

Миша Оно задумчиво посмотрел в сторону начинающейся за опушкой чащи, в которой были дупла, дубы и мрачная тьма, и что-то прошептал про себя, видимо приняв некое решение. Александр Иванович умиротворенно молчал, слушая тихий звук ветра, шевелящего листья и ветки, и опять был готов к любой участи, так как он, в принципе, не имел никаких главных ценностей и целей и воспринимал реальность адекватно ей самой – без любых надстроек и осмыслений. Потом он поднял голову и скучным голосом спросил:

– Ну что, Миша? Мы опять не попали туда, куда ты хочешь? Где твой мир, где твоя цель? Здесь нет ничего – все едино; и вожди, и березы, и чувства.

– Да, ты прав, это не то, – сказал Миша. – Но я знаю, что мне делать.

– Что же?

Миша Оно нагнулся, взял большой камень, прицелился и со страшной силой метнул этот камень в голову Александра Ивановича. Раздался стук, пролилась кровь. Александр Иванович упал, схватившись рукой за голову, а Миша подошел к нему.

– Ааа… – застонал Александр Иванович, увидев кровожадный взгляд Миши.

– Чтобы попасть в этот идиотский мир, – сказал Миша Оно тоном лектора, рассказывающего о коллизиях семейной жизни, – я должен поступить неадекватно. Например, я должен тебя съесть.

– Что? – переспросил окровавленный Александр Иванович.

– Съесть. Ритуальное людоедство в данной ситуации является чистым маразмом, поэтому я остановлюсь на нем. А может быть, твоя кровь согреет мое одиночество.

Александр Иванович попытался встать, но Миша сильным ударом ноги в морду поверг его в грязь.

– Лежать, скотина! – скомандовал он и ударил беднягу второй раз – опять в морду.

– Милосердие… – прошептал Александр Иванович.

– Власть! – крикнул Оно, начав настоящее избиение. – Ты, гнида вонючая, онтологический выблядок! Я из тебя вытрясу бессмертное чувство «Я»! Твои уши будут хрустеть у меня за щекой.

Ноги и руки мелькали, нанося беспощадные удары. Хрипела жертва, моля о помощи, хрустели кости и хрящи. Кровь выступала из тела, свидетельствуя о подлинной силе побоев. Фингалы даже не успевали образовываться, поскольку лицо находилось постоянно в деле и даже уже не защищалось от злых ног с каблуками, а как бы плюнуло на свое дальнейшее будущее. Миша бил и бил и присвистывал в ритм битья. Он сказал:

– Когда же ты уже сдохнешь, гадина!.. Может, тебя кончить ножом?

Телесное месиво не отреагировало на это предложение. Тогда Миша вытащил из-за пояса большой острый нож и ловкими, умелыми движениями отрезал у Александра Ивановича голову. Он поднял ее за волосы, посмотрел в разбитые глазницы с остатками глаз, плюнул в эту рожу и пнул эту голову носком сапога, словно футбольный мяч, так что она отлетела куда-то в сторону. Потом Миша склонился над искореженным телом.

– Что бы у него съесть эдакое? – размышлял Оно, щупая плоть. – Может быть, член?

Миша обнажил член и быстро отрезал его. Он брезгливо приподнял этот член за кончик крайней плоти и сморщился. Потом положил в траву рядом с собой.

– Можно и его скушать, но вообще я люблю вырезку!

Миша сказал эти слова и улыбнулся, ощутив счастье. Он вдруг почувствовал себя сильным, мужественным существом, которое живет настоящей мужской жизнью. Он положил свою ладонь на грудь тела перед собой и погладил ее так, как гладит женщина или педераст. Он наслаждался своим могуществом и властью и был готов еще долго размышлять и думать, растягивая удовольствие, что же все-таки съесть.

– Вырезку! – крикнул Оно, поворачивая труп спиной кверху. Процесс вырезания вырезки занял немного времени, потому что нож был очень острым, а Миша – очень ловким. Отрезая сочащуюся кровью мякоть, Миша подумал, а не надругаться ли ему над жертвой, но тут же отмел эту мысль, поскольку не являлся педерастом, как некоторые.

– О, если бы ты был женщиной, друг мой! – патетично воскликнул Миша Оно, доотрезая филейную часть.

Когда процедура была закончена, Миша положил предназначенное для готовки мясо на траву рядом с членом. Потом он замер на мгновение и сказал:

– А в принципе, я поджарю тебя всего!

Это была удачная мысль – и через некоторое время уже все тело Александра Ивановича, насаженное через задницу на кол, румянилось на углях; а рядом, на отдельных шампурах, допекались до абсолютной готовности и сочная поджаристая вырезка, и покрытый аппетитной корочкой вкусно пахнущий член.

– Просто пальчики оближешь! – сказал Миша Оно, беря в руки шампур с членом.

Подув на лакомого вида головку, от которой шел пар, Миша откусил ее, разжевал и проглотил. Вкуснота была необыкновенная; и Миша доел весь остальной член, слегка задыхаясь оттого, что было слишком горячо. Когда части члена утрамбовались в желудке, Миша положил шампур рядом с собой и стал смотреть на вырезку, которая вот-вот должна была поспеть. Он сидел так минут пять, потом вдруг что-то случилось.