Бернар Вербер - Ящик Пандоры [litres]

Как здесь все серо. Ни птиц, ни бабочек, ни разноцветных цветов.

У него ностальгия по видам Атлантиды.

Дверь камеры открывается. Приносят сэндвичи. Бледный юнец клацает зубами, потом, вскочив, с силой бьется лбом о прозрачный пластик в двери, оставляя на нем кровавый след.

– Не хочу есть. Мне нужна доза. Я долго не протяну!

Никто не реагирует, и он колотится головой о пластик все сильнее, пока там не расплывается большое красное пятно. Пьяница рыгает, проститутка хохочет.

Я попал в компанию отбросов общества.

Парий – в тюрьмы. Самых изношенных – в дома для престарелых.

Он опять вспоминает, что обществу атлантов удалось сохранить единство человеческого сообщества, никого не отталкивая: в нем нет отверженных, нет захватчиков, нет бунтов.

Наркоман бьется головой в ритме тиканья часов. Входит полицейский и требует прекратить, на что юнец твердит свое:

– Мне нужна доза!

Полицейский пожимает плечами и ретируется. Наркоман продолжает свое монотонное занятие.

Сознание. Бессознательное. Субсознание. Преодолев барьер бессознательного, упираешься в подсознание, где прячутся субличности.

В этом пьянице, в проститутке, в наркомане кроются силы, накопленные в их предыдущих жизнях.

Проститутка была, должно быть, скучающей монахиней. Пьяницу лишали спиртного. Наркоман… не знаю. Душа, рвавшаяся вон из излишне рационального мира?

Рене Толедано ждет одного: чтобы наступило время 23:23 – волшебный момент, когда он сможет вернуться к Гебу. Его тянет даже не столько к нему, сколько в его гармоничный мир. Хочется снова увидеть город-цветок Мем-сет на склоне вулкана, безмятежную улыбку Геба.

В 23:15 он встает и зовет надзирателя:

– Простите, можно мне в туалет?

Надзиратель ведет его в туалет. Там не оказывается защелки.

Где искать покоя, если не в туалете?

Это уже предвосхищено Леонтиной. Кабинка легко может стать капсулой для путешествий в прежние жизни. Это практично: туалетные кабинки есть везде, никакое дополнительное оснащение мне не требуется.

В 23:21 он, не обращая внимания на надписи и на грязь туалета, уже сидит по-турецки, с прямой спиной, в позе лотоса, с зажмуренными глазами. Представив лестницу, он спускается по ступенькам с острым чувством облегчения. Открыв дверь 1, он попадает не на кокосовый пляж, а совсем в другое место.

На него смотрит кошка, сидящая в нескольких сантиметрах от его лица. Он понимает, что очутился у Геба дома. Это помещение цвета охры с большим отверстием в стене, через которое видна густая растительность и синяя пирамида. Здесь нет ни окон, ни дверей. В центре круглая лежанка из желтых, розовых, красных подушек, окруженная цветами. Вместо углов повсюду плавные изгибы. На изогнутых стенах и на потолке прикреплены пергаменты из растительного материала с картами звездного неба. Звезды и планеты обозначены точками.

На каменном сиденье сидит атлант.

– Знаю, ты здесь. Привет тебе, Рене. Я решил, что новую встречу лучше провести не на пляже, а в более укромном месте, у меня дома.

– Спасибо, я ценю это.

Атлант встает и приглашает его на террасу, где растут фруктовые деревья и разбиты овощные грядки. Здесь нежатся многочисленные кошки, не обращающие внимания на людей. Отсюда парижанин может любоваться великолепием города Мем-сет.

В доме прохладно, а снаружи, несмотря на ранний час, уже жара.

Рене не может оторвать взгляд от города с тысячью террас и садов, от шести улиц с каналами-осями.

Восхищение сменяется тревогой при мысли, что город обречен. В следующую секунду он отдает себе отчет в том, что самое горячее его желание – остаться здесь, с ними, и помочь справиться с потопом.

– Когда-нибудь ты должен будешь устроить мне посещение твоего Парижа, – говорит ему Геб. – Хочу увидеть мир будущего.

С этим лучше не спешить.

– Конечно.

Геб указывает на дом-сферу, сильно уступающий высотой синей пирамиде.

– Там заседает совет шестидесяти четырех мудрецов. Вчера вечером я был там и рассказывал о тебе.

– Обо мне?

Кошка запрыгивает на узкое ограждение и ловко по нему пробегает. Рене понимает, что кошки, в отличие от остальных атлантов, прекрасно его видят.

– Я предупредил их, что остров постигнет наводнение и что все здесь уйдет под воду. Сказал, что в будущем мы превратимся в миф и что большинство людей не будут даже верить в наше существование.

– Как же они ко всему этому отнеслись?

– После долгого обсуждения они пришли к выводу, что тревожиться не о чем.

– То есть как?

– Вспомни, почему ты видишь нас такими безмятежными. Это потому, что мы исходим из уверенности, что все не важно, что единственный источник опасности – страх, что все происходит с нами для нашего же блага.

Рене смотрит сверху на двух обнимающихся на скамейке женщин.

– Шестьдесят четыре мудреца выслушали тебя, поверили тебе и все-таки решили не беспокоиться?

– Старейшего из мудрецов зовут Шу. Он сказал, что если это произойдет, значит, так тому и быть, восставать против природы бесполезно. Надо принять, что мир развивается. «Все, что рождается, умирает, и все, что умирает, возрождается, – сказал он. – Зимой деревья сбрасывают листву, но весной снова проклевываются почки».

– Дело в том, что эта катастрофа будет несравненно страшнее простой зимы! Если все потонет, то я не уверен, что почки снова проклюнутся.

– Знаю, именно так я им и говорил. Однако они отнеслись к этому как к одному из приемлемых рисков.

– Даже к наводнению, при котором все утонут?

– Шу ответил, что порой проявления стихии возвращают нас в положение эфемерных существ. Он даже пошутил, что, утонув, мы сможем углубить наши отношения с дельфинами.

Из соседнего дома доносится хоровое пение.

– Что обо всем этом думаешь ты сам, Геб?

– Я готов без труда смириться со своей смертью, но меня беспокоит то, о чем рассказал ты, – полное уничтожение и, главное, то, что кажется мне хуже всего: забвение нашей цивилизации вместе с ее духовным миром. Думаю, если есть возможность спасти память нашего народа, то это надо сделать.

– Значит, ты не согласен с мнением Шу и собрания шестидесяти четырех мудрецов?

– Я думаю, что для меня система «ничего, не беда» кончилась со встречи с тобой. Ты сообщил о надвигающемся ужасе. Пришло время тревоги.

– Что это меняет, если шестьдесят четыре мудреца, веря тебе, ничего не желают предпринимать?

– Они дают советы с высоты своего опыта и умудренности, поэтому другие им следуют. Если они отказываются учесть твое предостережение, то вряд ли кто-нибудь поможет мне в строительстве спасительного судна.