Эдуард Веркин - Звездолет с перебитым крылом [litres]

Нет, шутки кончились. Я перестал верить, что это розыгрыш. Она хотела меня убить, в этом не оставалось никакого сомнения. Не напугать, не остановить, а именно убить. Стреляла в упор, и в глазах никакого сомнения, смерть моя. И парень уже торопился, полз сжимая нож, нашел нож, в его лице тоже присутствовало плохо скрываемое желание убийства.

Наверное, я все-таки испугался.

Она успела нажать на крючок, я успел толкнуть ствол в сторону. С электронным писком выгорел воздух, разряд ударил в ближайшую сосну. Ствол вскипел и взорвался крупными щепками, девчонку задело сильно, меня чуть, девчонка свалилась, я устоял, хотя и подслеп, ко мне с ножом подбирался парень, я плохо его видел, темным силуэтом.

Со стоном упала сосна.

Я устал от этого безумия и начал звереть. То есть озверел.

Я ударил первым. Левой в печень, правой сразу в челюсть, все.

Глупость. Кто они? Что им надо? Сумасшедшие. Сумасшедших сейчас не осталось, кажется. Во всяком случае, клинических. Возможно, Ярс прав, возможно, под заповедником сохранились необезвреженные военные объекты, возможно, это утечка. Археологи с Рюгена заблудились в заповеднике, провалились, надышались боевым газом, сошли с ума и хотят убивать. Надо лечить, вызывать спасателей…

От разряда в нескольких местах начал гореть мох, я затоптал его и вернулся к девчонке. Ее, кажется, хорошо задело куском коры – по лбу с заходом на висок тянулась широкая царапина. Без сознания. Ладно, пора заканчивать эти приключения, так мы на самом деле до убийств докатимся. Я сунул руку в карман куртки. Транспондера не было, я оставил его Ярсу…

Ладно.

Наклонился, подхватил девчонку и закинул на плечо. А этот ее братец пусть поваляется, подумает о жизни, потом его подберем, вряд ли здесь волки…

Девчонка. Она была худой. То есть слишком худой, тощей, чуть ли не изможденной. Я за весь Инстербург тоже похудел, но не так. Эта исключительно легкая. И смешная. Ее дурацкое самбо…

Наклонился еще, поднял бластер, засунул за ремень. Поглядел на солнце, определил направление, двинулся в путь. Вспомнил.

Года четыре назад спасатели подняли на Балтике субмарину, продули, просушили, погнали в порт на утилизацию, оставив на борту трех бойцов для присмотра. Когда лодка вошла в порт, оказалось, что все трое спасателей истово уверовали в некоего повелителя глубинных вод.

Они утверждали, что слышат его зов, и зов этот призывает их отказаться от суетной жизни и посвятить себя жизни тихой, поселиться в прибрежных пещерах, наблюдать за колебаниями воздуха над утренним морем и улыбаться. Обратились в архивы, выяснилось, что лодка перевозила прототип боевого галлюциногена, обладавшего мощнейшим депрессивным действием. Привести в себя уверовавших удалось лишь через месяц. Возможно, девчонка и парень тоже надышались чего-то боевого, раздобыли в музее бластер и теперь собираются…

Непонятно, что они собираются делать. Лес захватывать, отстреливаться от камней, отбиваться от косулей… так нет их здесь…

Я шагал по лесу, девчонка болталась у меня на плече, все просто. Доберусь до танка, вызовем спасателей, ее вылечат. И брата ее вылечат. А заповедник… С заповедником что-то не так. Эти грозы, эти ночные миражи, эти запахи… С этим надо решать. Исследовать, раскапывать, обезвреживать, интересная работа, кстати…

Я вдруг остановился. Снова стало страшно. А вдруг я тоже… Вдруг и я надышался газа? И все это мне теперь кажется? А что, если это я безумец?

Я вспомнил сегодняшнее утро, вспомнил туман, странное ощущение от этого тумана, воздух…

Она очнулась, я почувствовал, как она шевельнулась на плече, напряглась, я немедленно остановился и опустил девчонку на мох. Она немедленно вскочила и попыталась разбить мне колено ударом тяжелого ботинка, лягнула, равновесие потеряла и немедленно свалилась на мох, схватившись за живот.

Ее тошнило фиолетовым. Черникой.

Нелепая ситуация. Я растерялся, поискал по карманам платок, но его не было, зачем в комбинезоне платок…

– Извини, – сказал я глупо.

Я отступил, ей, наверняка неудобно, все-таки…

– Ничего страшного, – сказал я. – Я однажды объелся мороженым, тоже тошнило…

Она посмотрела сквозь меня. Пожалуй, она была красивой, в левый глаз начала затекать кровь, к вечеру затянет. Нет, точно красивой. Наверное, музыкант она, в оркестрах всегда повышенное содержание красавиц. Играет на скрипке, пальцы длинные.

– Давай помогу, – предложил я и протянул руку. – Нам помогут, я хочу сказать. Твой брат там остался… с ним все хорошо, я проверил, он в себя придет скоро, он не ранен. Тебе сильней досталось…

Я потрогал голову, улыбнулся.

– Полагаю, у тебя контузия. Ничего страшного, не надо делать резких движений, надо осторожно…

Она отодвинулась, вытерла рот рукавом.

– При контузии часто тошнит, я читал, – улыбнулся я.

– Нет контузии, – сказала она. – У меня нет контузии. Это не контузия, это…

Я не понял, что она сказала дальше, невнятный термин, вроде «неполного совмещения», и от этого самого неполного совмещения у нее «ситуативная дезориентация».

Про дезориентацию правда, она то и дело вздрагивала и смотрела на свои руки, будто в первый раз их видела. А я еще по голове ей добавил, вдогон к ситуативной дезориентации. От ситуативной дезориентации к системной дезинтеграции. Ее сильно качало, сотрясение мозга, в глаза бы поглядеть, но не дастся.

– Ты из четвертого батальона, так ведь? – спросила она. – Сколько вас осталось? Где оружие? Командир жив? Ты дезертир?

Я ответил. По возможности терпеливо.

– Я не из четвертого батальона. Я не дезертир. Я впередсмотрящий. Но это временно, я пока не знаю, чем заняться. Оружие мы с собой не брали, хотели только ножами обойтись.

Она поглядела на меня с ненавистью, затем бешенство в глазах погасло, взяла себя в руки. Видимо, сейчас попытается усыпить бдительность.

– Мы в опасности, – девчонка поднялась.

– Нет никакой опасности, – ответил я. – Хотя нет, есть. Твой брат в опасности, он вооружен и неадекватен. Ему помощь нужна, его лечить надо, я таких еще не встречал…

– Макс! Послушай!

Оказалось, имя она запомнила. Ладно, послушаю.

Она стояла передо мной, смотрела золотистыми глазами с кровавым оттенком. Ага. Усыпляет.

– Ты не понимаешь… я тоже не понимаю… Если они узнают про нас, они зачистят территорию…

Я достал нож, приложил лезвие к рассеченной щеке.

– Кто «они»?

Она не ответила.

– Пойдем, – сказал я. – Так лучше.

Она не стала спорить.

Мы прошли еще немного. Сосны сделались кривее, мы приближались к танку.

– Лучше тебе отпустить меня, – сказала она. – Если ты дезертир, зачем ты меня тащишь?

– Да я тебя не тащу, – ответил я. – Просто ты сама не дойдешь никуда, ты по пути свалишься…