Эдуард Веркин - Звездолет с перебитым крылом [litres]

– …Пепел… – сказала вдруг девчонка. – Только пепел… только тени на стенах…

Она улыбнулась. Вроде бы. Иногда она улыбалась. Ну, мне так казалось.

Иногда я оглядывался – опасался, что этот ее брат начнет преследовать, но нет, никого.

Показались синие камни, затем танк. Пришли.

Из-за танка выступил сумрачный Ярослав. Лютер продолжал оставаться зажатым, на лице у Лютера присутствовало скептическое выражение, возле гусениц лежали несколько корявых кольев, похожих на первобытные копья, один кол, больше напоминавший бревно для острожной ограды, в переломанном состоянии был прислонен к башне. Вероятно, я переоценил инженерные доблести будущих звездолетчиков. Впрочем, возможно, я к ним несправедлив, это терра-синдром разбушевался, они вовсе не идиоты.

– Это ты кого притащил? – спросил Ярослав. – А ну-ка я с этим поговорю…

Ярослав приблизился, остановился с раскрытым ртом и протянутой рукой.

Я не торопился опускать девчонку на землю, постоял несколько секунд, чтобы Ярс и Лютер полюбовались на мой доблестный вид.

– Твоя знакомая, – сказал я.

Затем осторожно посадил девчонку к большому серому камню, торчавшему из земли рядом с хилой сосной, то ли мертвой, то ли уже скоро.

– В смысле моя знакомая? – поморщился Ярс. – Я ее в первый раз вижу. У нее такой вид, будто она из ховера на лету вывалилась… А, ты отобрал бластер!

Бластер вызвал у Ярса злорадный энтузиазм, он потянулся к бластеру, но я покачал головой.

– Правильно, не давай ему, – сказал с башни Лютер. – А то он себе второе ухо отстрелит. И нас заодно…

– Себе не отстрели! – посоветовал Ярс. – Десантник…

Он взял бревноподобный кол и положил себе на плечи. Мне захотелось засмеяться отчего-то. То есть не отчего-то, а от вполне конкретного воспоминания – я вспомнил Ярослава в ложементе корабля дальней разведки «Улисс», в сенсорных перчатках, в сенсорном шлеме, пилота с открытым системным допуском, и этот образ никак не состыковывался с образом человека в грязном комбинезоне, человека с отстреленным ухом и уж тем более человека с заостренным бревном на плечах. Нет бластера, бери кол. Бери кол, Бериколов. В умелых руках кол страшнее бластера. Примерно это читалось на лице Ярослава. Ну, и некоторая досада, все-таки командор он, а бластер у меня. А мне что, я в Академии не обучаюсь.

Я подошел к танку, забрался на башню.

– Замки вот здесь, – Лютер похлопал по люку. – А здесь пружина.

Догадался.

Я снял бластер с плеча, прицелился. Никогда из бластеров не стрелял. Неинтересное оружие, ненастоящее, если по мне. Изобретен незадолго до Последней войны, в самой войне широко использовался и помог одержать победу. Высокая убойная сила, работает по всем видам целей, в том числе по низколетящим воздушным, легкий, не требующий высокой квалификации стрелка. Недостаток один – рассеивание импульса в дождь и при повышенной влажности. Все вроде нормально, только…

Отдачи нет, звук разряда – точно кошке на хвост наступили, вес небольшой, без приклада, штык не цепляется. Унылое оружие.

Спусковой крючок оказался теплым и шершавым, едва я коснулся его пальцем, он будто подался навстречу, на рукояти вспыхнул синий диод. К бою готов.

– Не беспокойся, – сказал Лютер. – Броня от одного разряда не успеет вскипеть, но глаза закрыть стоит.

Лютер закрыл глаза. Я направил ствол бластера на люк, в место, куда указывал Лютер. Глаза тоже закрыл, не хочется бирюзовых зайчиков ловить.

Шаг спускового крючка оказался неожиданно длинным, и, к моему удивлению, отдача у бластера имелась. Впрочем, весьма необычная по ощущениям, бластер словно попытался вывернуться из руки. Вспышка пробила через сжатые веки.

Лютер ойкнул и отвалился. Люк лязгнул. Я открыл глаза.

В люке остывала вишневая дыра, Лютера на башне уже не было, он стоял рядом с камнем, смотрел на девчонку, растирал прищемленный брахиалис.

– Все в порядке, – Лютер помахал рукой. – Буду жить. Кто она?

– Не знаю. Они с братом напали на меня. Думаю, те же, что нашему командору… ухо подретушировали.

– С братом? – Ярослав взял кол под мышку. – Братом-стрелком?!

– Да. Полагаю, стрелял он.

– И где же этот он? – Ярослав угрожающе крутанул вокруг шеи бревнокол.

«Бревнокол», тоже хорошее слово.

– Там, – я указал пальцем в сторону севера. – Я… я его… Он все время на меня кидался, я его… думаю, он уже очнулся.

– Лучше ему смирно лежать восемнадцать часов, – сказал Лютер. – Если он будет лежать, я его несильно поколочу…

Лютер протянул руку к лицу девчонки, хотел поправить волосы, но не решился. Раздумывал.

Я раздумывал на башне. Разряд пробил башню наискось, вышел снизу у корпуса и растекся блестящим металлом, успел застыть, образовав на броне ручеек. Я потрогал его пальцем, теплый, подцепил ногтем и отломил. Щелкнул по металлу пальцем.

Пластина издала громкий и неприятный дребезжащий звук. Дребезжало, подумал я. Я стал изобретать не только самодельные музыкальные инструменты, но и самодельные к ним названия. Лютер плохо на меня влияет. И Ярослав. Музыкальные инструменты и названия к ним. Еще чуть, и я начну упражнять кисти рук самодельными эспандерами. Нет, пора сделать перерыв в общении, отдохнуть от Лютера и Ярослава во вторую половину лета, чтобы в голове не дребезжало. Слетать на рифы. На острова. Подребезжать. Подирижаблить.

– Слушай, Макс, а как ты… Как ты с ними справился?

Я выкинул дребезжало, спрыгнул с башни и подошел к девчонке и к Лютеру.

– В каком смысле? – не понял я.

– В прямом. Вот если бы на тебя напал я? Ты бы со мной справился?

С Лютером я, скорее всего, не справлюсь. При равной скорости он все же десантник, у них борьбу преподают для развития равновесия, да и сами они ею занимаются в свободное время, известно же, в Академии две забавы – быстрый бокс и художественная самодеятельность.

– Я бы с тобой не справился, пожалуй, – сказал я. – Но…

– А с ними затруднений не возникло, – опередил Лютер. – Слишком медленные, слишком слабые. Так?

– Я бы не сказал…

А ведь Лютер прав, я только сейчас подумал – действительно, медленные. И слабые.

– Да, пожалуй, но…

– Веселенькое дело…

Лютер чесал подбородок. Ярослав продолжал упражняться с бревноколом. Я смотрел на танк. Она сидела у камня. Без сознания. Или во сне. Я читал, что раньше некоторые люди, например рабочие на военных заводах, уставали настолько, что в спокойной обстановке засыпали так сильно, что разбудить их не удавалось несколько дней.

– Лет шестнадцать, – шепнул Лютер. – Налицо явное истощение. Ты можешь себе представить явное истощение в центре Европы?

– Теоретически…

Теоретически да. Сказать родителям, что в лагерь на Луну, а самим в выживательную экспедицию на Лену. Вроде как прыгнем в тайгу с ножом в зубах и будем отбиваться от комаров и медведей, транспондер придумали трусы. Прыгнули, ховер утопили, сами заблудились, месяц скитаний… Рыбу они ловить не могли, что ли? Ну, или медведя того же, не верх вкусовых достоинств, но есть можно. Откуда истощение? Подземелья?