Эдвард Беллами - Утопия XIX века. Проекты рая [litres с оптимизированной обложкой]

– Ну что, – сказал старик, – ты довольна, Эллен?

Девушка подлетела к нему, обвила его руками и воскликнула:

– Да, я очень довольна! И ты тоже доволен, дедушка!

– Да, да, – сказал он, – я доволен, насколько умею быть довольным. Садитесь, пожалуйста, гости!

Его слова показались нам очень странными, особенно моим друзьям. Воспользовавшись тем, что хозяин и его внучка вышли из комнаты, Дик тихо сказал мне:

– Какой ворчун! Все еще попадаются такие. В прежнее время – говорили мне – они были очень надоедливы.

Старик между тем вернулся и сел рядом с нами, громко вздыхая, чтобы привлечь наше внимание. Однако в эту минуту в комнату вошла девушка с закуской, и старик не успел ничего сказать, – мы все слишком были голодны, а я, кроме того, занялся наблюдением за внучкой, хорошенькой как картинка.

Хотя угощение и отличалось от того, что нам подавали в Лондоне, оно было, тем не менее очень вкусным. Старик, однако, неодобрительно посматривал на превосходных окуней и другие блюда на столе.

– Гм, окуни! – сказал он. – Мне очень жаль, что мы не можем предложить вам что-нибудь получше. Когда-то можно было привезти из Лондона хорошую лососину. Но теперь настало такое скверное, скудное время!

– Мы могли бы достать лососины и теперь, – с усмешкой заметила девушка, – если бы только знали, что будут гости.

– Это мы виноваты, соседи, что не привезли ее с собой, – добродушно заметил Дик. – Но если и настали скверные времена, то по крайней мере не для окуней: вот этот франт, что посредине, весил добрых два фунта, когда щеголял перед пескарями своими темными полосами и красными плавниками. А что касается лососины, сосед, то вот мой друг, который приехал из-за границы, был вчера поражен, когда я сказал ему, что у нас в Хэммерсмите ее хоть отбавляй. Я что-то нигде не слыхал про скудные времена.

Дик, по-видимому, чувствовал себя несколько неловко. Но старик, повернувшись ко мне, очень любезно сказал:

– Ах, сэр, я очень рад видеть человека из-за моря, и я в самом деле хотел бы знать, не лучше ли живется в стране, откуда вы приехали, и не энергичнее ли там работают, не освободившись вполне от соперничества. Я, знаете ли, прочел не одну старинную книгу, и они, безусловно, написаны гораздо сильнее тех, что пишутся теперь. Неограниченное соревнование было условием и для тогдашних авторов. Если бы мы не знали об этом из истории, то могли бы узнать из самих книг. В них господствует жажда приключений и видна способность извлекать добро из зла, чего совершенно нет в нашей литературе, и я невольно думаю, что наши моралисты и историки очень преувеличивают несчастья прошлых дней: ведь тогда были созданы такие великолепные произведения ума и воображения.

Клара слушала его с блестящими глазами, возбужденная, готовая с ним согласиться. Дик хмурился и казался еще более смущенным, но ничего не говорил. Старик же, постепенно разгорячаясь, оставил свою насмешливую манеру и говорил с полным убеждением. Однако, прежде чем я мог высказать то, что успел обдумать, вмешалась внучка нашего хозяина:

– Книги, книги! Все только книги, дедушка! Когда же наконец ты поймешь, что для нас главное – это мир, в котором мы живем, мир, часть которого мы составляем и который мы всегда будем любить всей душой. Посмотри, – сказала она, распахнув окно в безмолвный ночной сад, где темные тени чередовались с полосами лунного света и пробегал трепетный летний ветерок. – Посмотри: вот наши книги теперь! И вот еще, – добавила она, подойдя к обоим влюбленным и положив руки им на плечи. – И вот этот заморский гость с его знаниями и опытом. И даже ты, дедушка (улыбка пробежала по ее лицу), со всей своей воркотней и желанием вернуться к «доброму старому времени», когда, насколько я понимаю, такой безобидный ленивый старик, как ты, скорее всего погиб бы с голоду или платил бы солдатам, чтобы отнимать у народа его добро – пищу, одежду и жилье. Да, вот наши книги! Если же мы хотим большего, разве мы не находим его в тех великолепных зданиях, которые мы воздвигаем по всей стране (а я знаю, что в прежние времена ничего подобного не было), в зданиях, где человек может трудиться с увлечением, вкладывая все, что в нем есть лучшего, в свою работу и заставляя свои руки отражать движения ума и души.

Она остановилась, а я, не в силах оторвать от нее глаз, подумал, что если она – книга, то картинки в этой книге прелестны: румянец на нежных смуглых щечках и серые глаза, как звезды, приветливо глядевшие на нас.

Помолчав, она заговорила снова:

– А что касается твоих книг, дедушка, то они годились для тех времен, когда образованные люди находили мало других удовольствий и когда им нужно было скрашивать чужой, выдуманной жизнью мрачное убожество своей собственной. Но я скажу прямо: несмотря на умные мысли, силу и мастерство рассказа, в этих книгах есть что-то отталкивающее. Некоторые из них действительно не лишены известного сочувствия к тем, кого в исторических трудах называют «бедняками» и о чьих невзгодах мы имеем кое-какое понятие. Но мало-помалу это сочувствие стушевывается, и к концу книги мы должны радоваться, видя героя и героиню живущими счастливо на благословенном острове за счет несчастья других. И все это – после длинного ряда мнимых горестей, которые они сами себе причиняют и описывают нам, без конца копаясь в своих чувствах и стремлениях. А жизнь тем временем идет своим путем: люди пашут и сеют, пекут и строят вокруг этих бесполезных созданий.

– Ну вот, – сказал старик, снова принимая сухой и угрюмый тон, – это ли не красноречие! Вероятно, оно вам понравилось?

– Да, – решительно объявил я.

– А теперь, – сказал он, – когда буря этого красноречия немного улеглась, вы, может быть, ответите мне на несколько вопросов, конечно, если пожелаете, – добавил он, вспомнив о правилах вежливости.

– Какого рода вопросы? – беспокойно спросил я, так как, должен признаться, любуясь необычной, какой-то дикой красотой Эллен, я плохо слушал его.

– Во-первых, – начал старик, – простите мне этот допрос и скажите, существует ли прежняя конкуренция в той стране, откуда вы прибыли?

– Да, там она в полной силе, – сказал я, а сам с опаской подумал, перед какими новыми трудностями поставит меня мой ответ.

– Вопрос второй, – продолжал старый брюзга, – не делает ли это вас более свободными, более деятельными, одним словом, более здоровыми и счастливыми?

Я улыбнулся.

– Вы не говорили бы так, если бы имели хоть слабое представление о нашей жизни. По сравнению с нами вы живете здесь как в раю.

– Рай! – усмехнулся старик. – Вам нравится райская жизнь?

– Да, – сказал я довольно резко, так как его взгляды начали раздражать меня.

– А я далеко не убежден, что мне понравилось бы в раю, – заметил старик. – Я думаю, можно проводить время лучше, чем сидя на сыром облаке и распевая гимны.