Том Флетчер - Новая Ева [litres]

Конечно, он все говорит правильно. Для меня это куда более чувствительно , чем для остальных. Я здесь с первых дней, и мы приближаемся к цели, ради которой столько трудились. Но, положа руку на сердце, я не думаю, что меня это расстраивает. Копаясь в своих мыслях, я то и дело натыкаюсь на одну, засевшую во мне занозой: как ни крути, а я должен завершить тот поцелуй.

Поцелуй. Тот поцелуй. Тот поцелуй.

Я сижу на том же месте, не открывая глаз, и время как будто остановилось. Мое наэлектризованное тело чувствует себя живым, желанным, распутным. Тепло собирается там, где встретились наши губы, а потом рассеивается до самых кончиков пальцев ног, заполняя каждую мою клеточку.

Я вдыхаю это тепло, наслаждаюсь звенящей тишиной, в которой тонет любая здравая мысль, способная меня остановить. Я не буду слушать. Не хочу. Не сейчас.

Ничто не имеет значения.

Только.

Тот.

Поцелуй.

Когда я чувствую, что Брэм уходит, и догадываюсь, что его забрали у меня, я целую воздух, заряженный энергией наших чувств, ощущая мурашки на горячих губах.

Мое тело расслаблено, я счастлива и удовлетворена, как никогда в жизни. Прошлой и, возможно, будущей.

Кто бы мог подумать, что одна из Холли может пробудить во мне такие чувства? Наверное, я тупица, что раньше не заметила эту искру между нами.

Искра.

Чувства.

А мог бы Брэм стать претендентом? Они позволили бы это?

Бабочки, порхающие в животе, подсказывают, что такое возможно. Как это я раньше не додумалась? Какие бы испытания ни пришлось пройти Коннору, Диего и Коа, чтобы попасть в ту комнату для встречи со мной, какие бы тесты они ни заполняли, какую бы супер-ДНК ни носили в себе – все это ничто по сравнению с той химией, что существует между Брэмом и мной. Так было и с моими родителями. Нас так же, как и их, связывает нечто особенное, реальное и в то же время волшебное. В конце концов, мне же позволили принять самостоятельное решение о встрече с последним претендентом. Это значит, что мои мнение и желания имеют некоторый вес – стало быть, ко мне прислушаются?

Мои губы сами собой растягиваются в широченной улыбке, и прорвавшееся наружу хихиканье перерастает в смех, заставляя меня прикрыть рот обеими руками. Я заваливаюсь на спину, чувствуя под собой холодный металлический пол Капли.

Раньше я закрывала глаза на угнетение и контроль со стороны тех, кто с любовью заботится обо мне, как те же Матери, которые, конечно, не желают мне зла. Я всегда знала, в каком направлении движется моя жизнь, передо мной стояла цель, но сейчас, когда я смотрю на голубое небо надо мной, во мне просыпается непреодолимое чувство надежды. Впервые будущее предлагает мне что-то особенное. Я дорожу этим и наконец-то мечтаю о жизни, наполненной счастьем.

Интересно, как они смогут изменить нынешний порядок, чтобы включить Брэма в список претендентов? И устроят ли мне с ним такую же официальную встречу, как с Коннором и Диего? Представляю, как неловко нам будет под прицелом чужих глаз. Я помню, что мне не очень-то хотелось встречаться с Коа, но с Брэмом – другое дело. Я хоть немного, но знаю Брэма, и он, конечно же, знает меня. Эта встреча не стала бы для нас подтверждением той связи, что существует между нами, но показала бы всем силу наших чувств, чтобы никто уже не мог в них усомниться. Они должны будут поддержать нас.

Я даже думать не хочу, что может быть иначе.

Минуты и часы проходят, пока я мечтаю, гадаю о том, что произойдет после встречи. Я даже подумываю о нашей свадьбе. Наверное, теперь они в диковинку, судя по тому, как редеет население, но наш брак вселил бы в людей надежду на то, что прежняя жизнь вернется к будущим поколениям.

Надо еще подумать, где мы будем жить. Интересно, он переедет ко мне, в Купол? Это логично – мой избранник должен быть рядом со мной, а не ютиться в чужих апартаментах. Как замечательно просыпаться утром и видеть любимого человека, спящего под боком. Постоянный спутник, а не какой-то компаньон, которого присылают ко мне, когда им что-то нужно.

И, самое главное, я думаю о наших детях. Интересно, на кого они будут похожи? Будут у них темно-карие глаза Брэма или мои, ярко-голубые? Мои кудрявые каштановые волосы или такие, как у него? Будут их лица угловатыми или круглыми, как у меня?

Я теряюсь в возможностях, которые открываются впереди. Один вопрос тянет за собой другой, и так до бесконечности; и я не успеваю опомниться, как солнце уже висит над самым горизонтом. Темнота просачивается внутрь, поглощая Каплю.

Только когда я замечаю, что день превращается в ночь, до меня доходит странность происходящего. Никого не присылают вместо Холли – ни другую компаньонку, ни Матерей, ни даже Вивиан. Меня оставляют в полном одиночестве. Возможно, недавний инцидент вызвал переполох среди Холли, но, даже если так, почему за мной не посылают никого из Матерей? И где Вивиан, обычно влетающая как разъяренная фурия, чтобы устроить мне очередной разнос и загнать домой?

Никого и ничего.

Меня просто оставили здесь помечтать. Позволили задержаться на Капле дольше обычного, побыть одной. И не на несколько минут, а на долгие часы.

Во мне теплится крошечная надежда: все потому, что они видели наш с Брэмом поцелуй и теперь спешно заняты составлением новых планов, в которых присутствуем мы оба. Но росток надежды забивает тревожная мысль о том, что это затишье – предвестник чего-то зловещего.

Холод ползет по моим плечам, и меня бьет мелкая дрожь. Медленно, я поднимаю свисающие ноги и подтягиваю колени к груди. Я больше не чувствую себя такой свободной и беззаботной. С тяжелым сердцем, я поднимаюсь и бреду по дорожке обратно к Куполу.

Проходя через сады, где вечно суетятся матери, ухаживающие за растениями, я с удивлением замечаю, что вокруг – никого.

Я совсем одна.

В столовой, где я обычно ужинаю, тоже пустота. Ни еды, ни людей. Как будто все вымерло.

Вконец растерянная, я предпринимаю последнюю отчаянную попытку выяснить, что происходит, и иду туда, куда мне меньше всего хочется пойти: в кабинет Вивиан. Я стучусь в закрытую дверь, но никто не отвечает. Либо Вивиан там нет, либо она попросту меня игнорирует. Как бы то ни было, меня окружает жутковатая тишина.

Вот, значит, какое наказание мне придумано.

Я опускаю голову.

Одиночество красноречивее любых упреков и разочарования. И ранит больнее. От слов недовольства или недоверия я могла бы отмахнуться, но одиночество, на которое меня обрекают, унизительно и жестоко. Почему они решили низвергнуть меня с пьедестала, на который сами и вознесли?

Боюсь, я уже знаю ответ на этот вопрос. Так мне напоминают, что без них я совершенно одинока.