Нил Шустерман - Грозовое Облако

Вообще-то, ему не было дела до агента Тракслера, но он посчитал необходимым защитить его. Закон требует установить виновного и свести с ним счеты, и даже Грозовое Облако не может увернуться от исполнения собственных правил. Этот принцип был одной из частей его целостности; оно само жило по установленным им нормам. Правда состояла в том, что Грейсон действовал по собственной доброй воле. Грозовое Облако хорошо знало его характер. Оно рассчитывало, что его подопечный поступит именно так, несмотря на последствия. Теперь виновника накажут, и закон восторжествует. Но где сказано, что Грейсону это должно нравиться? И как бы сильно он ни любил Грозовое Облако, в этот момент он его ненавидел.

— Поскольку теперь ты больше не студент, — проговорила декан, — законы об отделении тебя больше не касаются. А это означает, что коллегия серпов захочет допросить тебя. Нам ничего не известно об их методах допроса, так что приготовься.

Горло Грейсона пересохло, он едва смог сглотнуть. Еще одна вещь, о которой он не подумал.

— Понимаю.

Доберман пренебрежительно махнул рукой:

— Иди в общежитие и собери свои вещи. Ровно в пять придет человек из моей команды и проводит тебя за пределы кампуса.

Ах вот, значит, кто он такой, этот Доберман, — начальник охраны. Теперь понятно, почему он выглядит так устрашающе. Грейсон ответил ему таким же злобным взглядом — сейчас уже не важно, как он себя ведет. Он поднялся. Нет, прежде чем уйти, он должен задать им один вопрос.

— Но все-таки зачем вы заклеймили меня как негодного?

— А это не мы, — ответил ректор. — Мы к этому отношения не имеем. Таково наказание, которое наложило на тебя Облако.

Орден серпов всё, кроме прополки, делал со скоростью улитки. На дебаты, как поступить с миной-ловушкой, у руководителей коллегии ушли целые сутки. Наконец, они решили, что самым безопасным будет послать робота: пусть прогуляется, зацепит провод, а когда обломки деревьев и пыль после взрыва улягутся, направить туда команду строителей и восстановить дорогу.

От взрыва стёкла в «Доме над водопадом» задребезжали так, что Цитра испугалась, не разлетелись ли какие-то из них вдребезги. Не прошло и пяти минут, как серп Кюри принялась собирать дорожную сумку и посоветовала Цитре последовать ее примеру.

— Пускаемся в бега? — спросила девушка.

— Ни во что мы не пускаемся, — возразила Кюри. — Просто становимся мобильными. Если так и будем сидеть здесь, то станем легкой добычей. Зато если начнем кочевать, то превратимся в движущиеся мишени, а в них попасть куда труднее.

Однако по-прежнему оставалось неясным, кто из них был мишенью и почему. У серпа Кюри имелись свои соображения на этот счет. Она поделилась ими с Цитрой, пока та заплетала в косу длинные серебряные волосы наставницы.

— Мое эго утверждает, что охотятся за мной, — сказала Мари. — Я самая уважаемая среди серпов старой гвардии. Но… Вполне может быть, что цель — это ты.

Цитра поморщилась.

— Да с чего бы это кому-нибудь охотиться за мной?

Она уловила в зеркале улыбку на лице серпа Кюри.

— Анастасия, ты встряхнула Орден куда основательнее, чем представляешь сама. Многие серпы-юниоры взирают на тебя с почтением. Возможно, ты со временем станешь их рупором. А если принять во внимание, что ты приверженец старых традиций — истинных традиций — то могут найтись и те, кто хотел бы покончить с тобой до того, как ты станешь этим самым рупором.

Начальство заверило их, что начнет собственное расследование, но Цитра сомневалась, что они что-нибудь найдут. Решение проблем не было сильной стороной коллегии — она уже пошла по пути наименьшего сопротивления, предположив, что засада на дороге была делом рук серпа Люцифера. Это приводило Цитру в бешенство, но она вынуждена была молчать. Ей пришлось публично дистанцироваться от Роуэна. Никто не должен узнать, что они встречались.

— А тебе не приходило в голову, что они могут быть правы? — спросила серп Кюри.

Заплетая вторую косу, Цитра стала туже затягивать пряди.

— Ты не знаешь Роуэна.

— Ты тоже его не знаешь, — возразила Кюри, перекинула вперед незаконченную косу и доплела ее сама. — Забыла, что я присутствовала на том конклаве, когда он сломал тебе шею? Я видела его глаза. Он наслаждался этим!

— Для вида! — настаивала Цитра. — Он прикидывался перед коллегией. Он знал, что тогда нас обоих дисквалифицируют, и что это был единственный способ свести поединок к ничьей. По-моему, он нашел чертовски остроумный выход из положения!

Серп Кюри несколько мгновений молчала, а потом произнесла:

— Просто будь осторожна, не позволяй эмоциям затуманить тебе рассудок. А теперь давай я тебя заплету, или хочешь стянуть волосы в пучок?

Но сегодня Цитра решила не стеснять свободу своих волос.

Они доехали на своем помятом автомобиле до разрушенного участка дороги, где рабочие уже трудились над восстановлением. По меньшей мере сотня деревьев была вывернута с корнем, а еще с сотни сорвало листву. Наверно, решила Цитра, лесу потребуется много времени, чтобы залечить эту рану. Следы взрыва будут видны даже через сто лет.

Кратер невозможно было ни переехать, ни обогнуть, поэтому серп Кюри вызвала публикар на другую сторону. Они подхватили сумки, бросили свою машину на развороченной дороге и пешком перебрались через кратер.

Цитра не могла не обратить внимания на пятна крови на асфальте у самого края воронки — на том месте, где лежал юноша, спасший их.

Серп Кюри, всегда видевшая больше, чем хотелось бы Цитре, перехватила ее взгляд.

— Забудь о нем, Анастасия, — сказала она. — Этот бедный мальчик — не наша забота.

— Знаю, — сказала Цитра. Но она не могла забыть о нем. Не тот у нее характер.

Понятие «негодные» я с тяжелым сердцем изобрело в первые же дни своего правления. Это была неприятная необходимость.

Стоило только мне положить конец голоду и нищете, как преступность в ее истинной форме почти сразу же прекратила существование. Кражи материальных ценностей, убийства, совершенные в порыве гнева и под действием стресса, — все это исчезло само по себе. Людей, склонных к насилию, легко вылечить на генетическом уровне, тем самым приведя их разрушительные наклонности к нормальным параметрам. Социопатов я наделило совестью, психопатов — душевным здоровьем.

И все же нарушения общественного порядка продолжались. Присмотревшись, я выявило в человечестве нечто странное. Нечто эфемерное, с трудом поддающееся измерению, однако реальное. Говоря простыми словами, люди испытывают потребность быть плохими. Конечно, не все. По моим подсчетам, 3 процента населения видят смысл жизни только в неповиновении. Хотя в мире не осталось несправедливости, которой можно было бы бросить вызов, в этих людях живет врожденная потребность бунтовать — неважно, против чего.