Роберт Сойер - Квантовая ночь [litres с оптимизированной обложкой]

– Да. Конечно, мы далеко ушли со времён Пенфилда. Нам не нужно вскрывать череп, чтобы произвести стимуляцию. Но главная красота всего этого, открывшаяся нам благодаря случаю, о котором я рассказывал, в том, что визуальный индекс, не используемый большинством людей, физически отделён от вербального. Так что в вашем случае… сколько вам лет?

– Тридцать девять.

– Отлично. В вашем случае нам не придётся рыться в тридцати шести годах памяти, проиндексированной вербально. Если я прав, то вся память, что вы сформировали, находясь в состоянии философского зомби, будет доступна посредством визуального индекса. Мы не будем искать шестимесячную иглу в тридцатидевятилетнем стогу сена. Воспоминания о тех шести месяцах 2001 года или по крайней мере их индекс будут смешаны лишь с гораздо более давней памятью, и, поскольку эта память о раннем детстве, её будет легко опознать как не относящуюся к нашей текущей задаче.

– Превосходно, превосходно. Спасибо.

– У вас есть свежая МРТ?

– Нет.

– Ладно. У меня есть знакомая в больнице Святого Бонифация. Давайте я позвоню ей и узнаю, не сможет ли она втиснуть вас в расписание. – Он взял телефонную трубку и куда-то позвонил; я слышал лишь то, что говорил он.

– Привет, Бренда, это Бхавеш. Слушай, мне нужно сделать МРТ одному… моему пациенту, и мне бы не хотелось… что? Правда? Погоди-ка. – Он прижал трубку к груди: – Как быстро вы доберётесь отсюда до Святого Бонифация?

Я задумался.

– В это время дня, без пробок? Минут за десять.

– Езжайте! У неё пациент отменил визит на половину второго.

Я поспешил к дверям.

– Итак, – сказал я, глядя в море лиц, – почему в данном примере наша мораль на стороне Джейкоба, а не робота? Почему мы говорим, что государство не может казнить Джейкоба, но может отключить и разобрать робота?

– Ну, – ответил Зак со второго ряда, – Джейкоб – хомо сапиен.

– Гомо сапиенс, – поправил я.

Зак озадаченно смотрел на меня.

Мне сразу вспомнилась пародия Уэйна и Шастера об убийстве Юлия Цезаря. Частный детектив, расследующий его смерть, заказывает в баре «мартинус». «Вы имели в виду мартини?» – спрашивает бармен. И детектив цедит в ответ: «Если бы я хотел два, я бы так и сказал».

– Гомо сапиенс – это единственное число, – объяснил я. – Не бывает такой штуки, как «хомо сапиен».

– Да? Ладно. А как тогда будет множественное число от «гомо сапиенс»?

– Гоминес сапиентес, – оттарабанил я.

Студент не задержался с ответом:

– Вы эту фигню прямо сейчас придумали.

– Джим, спасибо, что пришли, – сказал Намбутири. Я нашёл имейл от него, когда проснулся, и быстро примчался в его офис.

– Это вам спасибо.

– Я получил результаты МРТ из Святого Бонифация.

Его голос звучал встревоженно – и от этого я тоже забеспокоился.

– Господи. Неужели опухоль?

– Нет, не опухоль.

– Тогда что?

– Оказалось, что отделу медицинского сканирования в Святом Бонифации не пришлось заводить на вас карту. Она у них уже была.

– Но я там никогда не был – ну, разве что навещал больных друзей.

– Нет, вы были там в 2001 году. Похоже, я не единственный докучливый профессор в городе. В 2001-м Менно Уоркентин выкрутил пару рук для того, чтобы положить вас под сканер.

– В самом деле?

– Да.

У меня трепыхнулось сердце.

– И что?

– И моя знакомая в больнице прислала также старый скан. Обычно они не хранят такие старые результаты, но ваш был помечен «для хранения в исследовательских целях»; радиолог заметил, что никогда в жизни такого не видел. – Он повернул монитор: – Вот это вы сегодня, в 2020-м. – Он нажал Alt-Tab. А это вы же в 2001-м.

Я знал, как устроен мозг, но не имел опыта чтения МРТ-сканов.

– И что же? – спросил я, глядя на старый скан.

– Вот здесь, – Намбутири указал на тонкую линию гиперинтенсивности – её можно было бы принять за царапину на плёнке, если бы это не было цифровое изображение.

– Повреждение амигдалы, – поражённо сказал я.

Он указал на другую линию:

– И орбитофронтальной коры.

– Паралимбическая система, – тихо добавил я.

– Бинго, – сказал Намбутири. Он показал последний скан. – Энцефаломаляция прошла за минувшие годы, хотя повреждения тканей всё ещё присутствуют. Но аномалия возникла самое позднее, – он взглянул на дату в углу изображения, – 15 июня 2001 года.

– Боже мой. Слушайте, а транскраниальный ультразвук может причинить подобные повреждения? Он применялся в разработке Менно.

– ТУЗ? Ни за что. Это больше похоже на, я не знаю, на ожоги, пожалуй.

– Чёрт.

– Так или иначе, я подумал, что вы захотите об этом узнать. Я собираюсь работать с нынешним сканом и закартировать места, где можно искать ваши пропавшие воспоминания. К сожалению, у меня на столе много другой работы, но я займусь этим, как только смогу.

Я упёрся ладонью в серую дверь офиса Менно и резко толкнул её так, что она ударилась о вделанный в стену ограничитель. Пакс вскочила на ноги, а Менно развернулся вместе с коричневым кожаным креслом.

– Кто здесь? – спросил Менно, более чем немного напуганно.

– Это я, – сказал я. – Джим Марчук.

– Падаван! Ты меня перепугал. Чем могу помочь?

– Ты, похоже, мне уже «помог», – сказал я, закрыв дверь и уже не скрывая ярости в голосе. – Я видел томограмму.

Широкое лицо Менно часто выдаёт его мысли; подозреваю, что с тех пор, как он ослеп, он практически разучился контролировать выражение лица. Так что я видел сейчас, как выглядит тот, кто через почти двадцать лет услышал, как падает второй башмак [47] Анекдот о том, как человек снимает один башмак и громко бросает его на пол, а второй снимает аккуратно, в то время как сосед снизу продолжает ждать звука падения второго башмака, чтобы успокоиться и заснуть. . И всё же он попытался затеять старую игру:

– Какую томограмму?

– Ту, которую ты сделал в конце моего тёмного периода, – с повреждениями паралимбической системы. – Обычно к этому времени Пакс уже снова сворачивалась клубком у ног Менно, однако она распознала гнев в моём голосе – она стояла, напрягшись, навострив уши, приоткрыв пасть и обнажив зубы.

– Джим…

– Что ты пытался сделать, чёрт возьми?

– Мне очень жаль, Джим. Очень, очень жаль.

– Сколько ты ещё собирался использовать меня как подопытную крысу?

– Джим, всё было не так. Совсем не так.

– Сначала ты отключаешь меня, погружаешь в кому…

– Я никогда не хотел причинить тебе никакого вреда.

– …потом разрушаешь мне паралимбическую систему. Напрямую, физически повредив мне грёбаный мозг!

– Я не хотел тебе навредить! Я пытался тебя вылечить.

Группа шумных студентов прошла по коридору. Пока они шли мимо, я переваривал услышанное.