Юлий Буркин - Цветы на нашем пепле

– Тебе-то что сделали эти несчастные дикари?! – воскликнула Наан сквозь слезы.

– Их не было в моих планах, и их не будет там никогда, – лаконично объяснил император. И добавил: – Теперь и тебя нет в моих планах.

Закрыв глаза, Наан постаралась унять рыдания, чтобы император не подумал, что она о чем-то жалеет. Она и в самом деле не жалеет ни о чем… И все-таки ей так хочется жить!

Внезапно она почувствовала какое-то движение. Приоткрыв веки, она увидела возле своих ног заплетенную в косы голову их пленителя. Встав на четвереньки и ухватившись рукой за жердь, к которой была привязана Наан, он пыхтя поволок ее в сторону выхода из инкубатора.

Император вновь глухо рассмеялся:

– А еще до того, как ты умрешь, тобой овладеет эта уродливая тварь. Что ж, это, конечно, намного приятнее, чем принадлежать мне…

– Да! – выкрикнула она. – Это намного приятнее! – и слезы ее моментально высохли.

Воровато оглядываясь по сторонам, приам затащил ее в ближайший от инкубатора карман, затем подполз к его входу и стал закладывать его сложенными в штабель деревянными брусьями, вставляя их в специальные пазы. Вскоре вход был довольно плотно закрыт: брусья были хорошо подогнаны друг к другу, и между ними не осталось ни единой крупной щели.

Наан подумала, что, возможно, это помещение служит специально для спаривания, недаром оно находится рядом с инкубатором, и ее передернуло от этой мысли. Наверное, таких комнат тут несколько, и они обладают статусом неприкосновенности. Закрыв вход, приам обезопасил себя от разоблачения…

Дикарь тем временем еще немного повозился у входа, и через пару минут там запылал костер.

Несмотря на то, что намерения приама были ясны, Нана подумала, что все это немного обнадеживает. Он явно стремится сделать помещение комфортабельнее, и он не набрасывается на нее, как зверь. Возможно, для него будет небезразличным и ее поведение, возможно, износилование – не в традиции этого племени… Или, может быть, она сумеет перехитрить его? Надежда была слабой, и все-таки Наан почувствовала некоторое воодушевление.

Последующие действия приама укрепили эту надежду.

Он развязал свою пленницу, а затем, корча рожи, принялся угрожающе мычать и жестикулировать, акцентируя ее внимание на выходе. Наан поняла: он хочет сказать ей, что пытаться бежать бесполезно. Она послушно присела на пол и стала растирать затекшие ноги и руки.

Дикарь успокоился, отполз в сторону, отвалил от стены небольшой камень, достал что-то из углубления под ним, а затем, одной рукой прижимая к груди ворох предметов, вернулся к Наан. Он разложил перед ней свои «дары»: костяной нож, недозрелый лесной орех, моток флуоновой бечевки, гладко отполированный камень, который мог бы служить молотком, раковину и… сережку Лабастьера. (Второй серьгой завладел, по-видимому, кто-то другой.)

Оттягивая время, Наан попыталась подыграть ему. Она стала внимательнейшим образом рассматривать все эти вещи, трогать, обнюхивать, причмокивая и даже одобрительно взвизгивая. Дикарь при этом очень серьезно смотрел на нее, время от времени быстрым движением протягивая к ней руку и трогая какой-нибудь участок ее тела.

О близости с этим существом Наан было жутко даже помыслить. И она гнала от себя эту идею, продолжая «игру в базар» и стараясь определить: действительно ли дикарь предлагает ей что-то в обмен на ее любовь, или он пытается завязать с ней «беседу», пользуясь за недостатком слов предметами. Или же он просто хвастается своими сокровищами, показывая, сколь велик его статус в племени?

Наан уже по нескольку раз брала поочередно все эти предметы, и приам начал выказывать явные признаки нетерпения. Не успела Наан подумать, верно ли она поступила, притронувшись к «дарам», тем самым, возможно, показав свою готовность продать себя, как мысль эта подтвердилась. Когда Наан раз в десятый взяла в руки сережку, дикарь, вдруг хрипло рыкнув, попытался повалить ее на пол.

Наан сумела вывернуться и откатиться в сторону. Приам, придя в неистовство, азартно взвыл и прыгнул в ее сторону… И тут пещеру потряс невиданный, закладывающий уши, грохот. Стены, душераздирающе скрежеща, шевельнулись и покрылись трещинами, с потолка посыпались комья земли и осколки породы. Пол задрожал и заходил ходуном.

Землетрясение?!!

Приам, моментально потеряв всякий интерес к пленнице, прикрыл голову руками и затравленно огляделся. А затем кинулся к выходу и принялся торопливо разбирать загородку. Наан поспешила к нему на подмогу, и он не отказался от ее поддержки.

Спустя десяток секунд лаз был свободен.

Выскочив из боковой каверны в общий коридор, Наан увидела, что встревоженные стихийным бедствием дикари, поведя себя на удивление слаженно, бросились спасать потомство. Одни из них спешили в «инкубатор», другие уже волокли оттуда куколок или извивающихся гусениц.

Сунув сережку, которую так и держала в руке, в карман разорванной блузы, Наан поспешила за теми приамами, руки которых были еще свободны.

– Сюда! – закричал император, едва завидев ее. – Развяжи меня!

Наан упала перед ним на колени, послушно взялась за флуоновые нити… Но тут же вспомнила, что перед ней – вовсе не Лабастьер… Она уже, было, полезла за серьгой, но тут же остановилась, услышав:

– Не бойся. Пока мы не выйдем отсюда, трясти больше не будет.

Наан нахмурилась:

– Так это устроил ты?

– Да. Мои воины уже прибыли сюда и заложили сейсмические мины. Там, наверху, находится одно из моих воплощений, и команду повторить толчок я дам лишь тогда, когда мы с тобой, неблагодарная, будем в безопасности.

Наан поняла, что сейчас вовсе не время превращать императора в Лабастьера. Если она сделает это, тот, что наверху, скорее всего продолжит землетрясение, одним махом избавляясь и от племени приамов, и от непокорной невесты-предательницы, и от вышедшего из под контроля воплощения.

Она быстро справилась с узлами и, влившись в вереницу перепуганных дикарей, они поспешили в сторону выхода. Интереса к ним не проявляли: у племени были дела поважнее. Но вскоре возбуждение стало спадать, дикари начали замедлять свой бег, и Наан тут же заметила, что кое-кто из них уже нехорошо косится в сторону светлокожих бабочек.

Император тоже заметил это, и вновь пещеру основательно, хотя и заметно слабее, чем в первый раз, тряхнуло. Интерес к чужакам тут же пропал, и через несколько минут они вместе с несколькими приамами выбрались на поверхность по сплетенной из лиан лестнице.