Денис Калдаев - Семь миллионов сапфиров [litres]

Отец говорил, что любит шахматы за то, что они отражают саму жизнь. Львиная доля пешек и легких фигур исчезает с доски еще в начале партии, кому-то уготовано «дожить» до самого эндшпиля, но партия может завершиться и раньше, например, в результате блестящей комбинации. Ключевой момент как раз в том, что каждой фигуре отмерен свой срок. Все гармонично. Особенно ярко это проявляется, когда игрок «запланировал» жертву.

Оставаясь в тени, я прислонился к бугорчатому тополю, изучая позицию, и невольно стал свидетелем интересного спора. На доске была разыграна сицилианская защита, вариант Фишера. Толстяк в мятой рубашке, играющий белыми, что-то оживленно доказывал своему худому сопернику с птичьими чертами лица, голову которого покрывала бежевая шляпа. Последний не сводил глаз с позиции. Наконец он сделал короткую рокировку прямо под атаку белых, и толстяк тут же пожертвовал слона. Его соперник снова задумался. В это время толстяк заливался соловьем:

– Говорят, был сумасшедший, который разглядел закономерность между статистическими данными о датах Х разных людей и хаотичным расположением цифр в ряде числа пи; другой безумец связал их с простыми числами, третий – с числами Фибоначчи, а четвертый чудак настолько верил в нумерологию, в неоспоримую власть А1, что наколол на своем лбу дату Х, а однажды поймал своей восхитительной татуировкой, примером гордости и смелости, бандитскую пулю во время очередного мятежа где-то на западе Эйорхола, причем точно в указанную дату!

Худой незнакомец протянул руку к коню на f6, но сразу же ее отдернул. Первый продолжал:

– Согласно другому источнику, некто Платон К. безусловно сошел с ума и под видом нормального человека любил прыгать с борта самолета, причем настолько искушая судьбу, что никогда не брал парашют, но каждый раз, к своему фантастическому счастью, приземлялся ровнехонько в копну сена, которая оказывалась единственной копной в радиусе десятков километров. И однажды настолько заигрался собственной жизнью, что напрочь забыл про свою дату Х, сиганул с очередного самолета и действительно приземлился на заветную копну сена, из которой, правда, торчали вилы, вспоровшие ему брюхо. Нет ничего реальнее Анализа.

– И ты веришь в эти небылицы, в эти красивые россказни? – улыбнулся второй и принял жертву слона. – Мы в руках Бога, и это он решает, кого и когда забрать к себе. Мы все, словно новорожденные дети, спим у него за пазухой. Но человеку никогда не будет дано познать замысла Всевышнего, а тем более выведать его небесные планы…

– Это просто поразительно! – воскликнул первый. – Передо мной сидит бракованный пастор! Бедный Павел. Да ведь ты лучше других должен знать, что Анализ есть дар Божий. Ибо Господь испытывает нас.

– Поверь мне, Герман, все это ложь, – возразил ему собеседник. – Знание даты смерти для большинства из нас – тяжелая, подчас невыносимая ноша. Люди слишком беспечны. Они делают Анализ, даже не подозревая, на что идут. Так зверь бежит на ловца. Так наивное животное сваливается в нору кровожадной анаконды. Вспомни умалишенных, не выдержавших удара судьбы. Не в силах ускользнуть от реальности, они бродят по палатам, кои белее снега, и непрестанно бубнят под нос: «Я скоро умру; я скоро умру». Это ужасающее зрелище. А потом они пьют психотропные таблетки и становятся самыми счастливыми на свете. Т-23 – наркотик, и все это понимают.

– Ты про агнцев? Знавал я этих ребят! – поднялся первый, утирая с лица пот. – Ноют как дети малые. Посадить бы их всех в одно место, в тюрьму, например, и пусть хоть перегрызутся! Им ведь только одно и надо. Сбежать от смерти. Но нет такого способа! Еще никому и никогда не удавалось перехитрить священный А1. А они, наивные, верят. О, не хмурься. Пытаться обмануть его – так же безумно и нелепо, как надеяться создать вечный двигатель. Конечно, было достаточно глупых смельчаков. Я слышал о паре случаев, когда эти болваны запирались в бетонированный бункер или каким-то чудом уезжали на край света. Но их все равно настигала смерть в строго установленный день! Ведь никогда не поздно захлебнуться ложкой супа.

Он добродушно хохотнул.

Моя уверенность в себе быстро таяла. На последних словах по коже пробежал мороз. Меня пугал тот злорадный азарт, с которым говорил толстяк. Его собеседник, который, по-видимому, был пастором, поднял глаза с доски и в упор посмотрел на него.

– А ты видел людей, прокаженных болезнью Рю? – тихо спросил он. – Думаю, что нет. Нет ничего страшнее, чем мучиться от хвори и знать день, когда она сведет тебя в могилу! А рассыпанные по всему острову госцентры с бесплатной психиатрической помощью? Они ведь на каждом углу! Разве это нормально? Агнцы попадают в лапы дьявола, и остров уже давно распух от яда пороков. А как же ночные ограбления, порой совершаемые с невиданной жестокостью? Они никого не удивляют. Ты знал, что почти ежедневно полиция отлавливает сумасшедших? Что в темном переулке легко нарваться на психопата с финкой или на банду агнцев, вооруженную цепями? Их даже не смущают камеры и полицейские патрули! Между тем эти факты почти не освещаются в прессе.

– Да упрятать их всех за решетку, и проблема решится сама! – вскричал толстяк. – Нет ничего хорошего в агнцах. Либо психи, либо наркоманы, либо отморозки. От них неизвестно, чего ждать. Живет у меня один на том конце улицы. Стопроцентный агнец. Вот не понравится ему, к примеру, моя прическа, так пырнет ножом, чего доброго.

Пастор хмурился и смотрел в сторону. Толстяк молниеносно достал какую-то потрепанную брошюрку (видимо, он всюду таскал ее с собой), открыл на середине и начал декламировать, словно читая проповедь:

– Анализ показывает нас такими, какие мы есть на самом деле. Так пишет Люциус Льетт. С нас опадают тысячи масок; исчезает все побочное и незначимое. Разбойник, святой, гений, семьянин, кулинар – все показывают свое лицо. Каждый из нас в глубине души знает единственный путь к счастью – для одного путешествовать, для другого – любить, созидать или же разрушать. Все люди разные. Но часто мы не осмеливаемся на эту жизнь, мы сковываем себя и только мечтаем о ней. Но Анализ уничтожает эти оковы, он освобождает нас. Впервые в истории человечества граждане государства живут подлинной жизнью, и в этом кроется то самое незримое счастье быть самим собой, не играя чужой роли. У каждого древнего народа, будь то египтяне, римляне или греки, в мифологии был бог смерти. Смерть сопутствует нам везде, и теперь мы имеем над ней громадное преимущество. Она – источник вдохновения художников и поэтов. Ее сознание облагораживает нас, не позволяет человеку потерять себя. Жизнь обретает истинную красоту.

– Конечно, говорит он красиво, – кивнул на брошюрку пастор. – Но все эти преимущества разбиваются о серьезный этический вопрос. Разве имеем мы право приравнивать человеческую жизнь – это восьмое чудо света, священный Грааль, целую Вселенную – к безжалостному уравнению, в котором все переменные известны? Человек бесконечен, разве можно его ограничивать? Почему мы обрекаем наших детей на А1? Ведь это все равно что установить потолок над молодым саженцем, выше которого ему никогда не вырасти! Человек должен знать о наличии смерти, но никак не жить этим знанием. Анализ превращает людей в живых мертвецов!