Альфред Бестер - Тигр! Тигр! [сборник litres]

Статисты джантировали и исчезли. Регис Шеффилд протер глаза и спросил:

– Что значит это помешательство, Дагенхем?

– Юрист сбит с толку, не так ли? Это часть нашей операции ВФБК. Веселье, фантазия, беспорядок, катастрофа. – Дагенхем повернулся к Престейну и улыбнулся своей улыбкой мертвой головы. – Я могу вернуть вашу плату, если угодно, Престейн.

– Вы выходите из игры?

– Нет. Я получаю колоссальное удовольствие. Я готов работать бесплатно. Мне никогда не доводилось сталкиваться с человеком такого масштаба. Фойл уникален.

– То есть? – резко потребовал Шеффилд.

– Я устроил ему побег из Жофре Мартель. Он бежал, да, но не так, как я предполагал. Я пытался спасти его от лап полиции беспорядком и катастрофами; он ушел от полиции, но не так, как я рассчитывал… по-своему. Я пытался вырвать его из лап Разведки весельем и фантазией. Он ушел… и опять по-своему. Я хотел заманить его на корабль, чтобы он сделал бросок на «Номад». Он не поддался на уловку, но достал корабль. И сейчас летит.

– А вы следом.

– Разумеется. – В голосе Дагенхема появилось сомнение. – Но что он делал на Фабрике Бэйкера?

– Пластическая операция? – предположил Шеффилд. – Новое лицо?

– Не может быть. Бэйкер недурной хирург, но он не мог сделать пластическую операцию так быстро. Фойл был на ногах с забинтованной головой.

– Татуировка, – сказал Престейн.

Дагенхем кивнул, и улыбка сошла с его губ.

– Вот что меня беспокоит. Вы понимаете, Престейн, что если Бэйкер свел татуировку, мы не узнаем Фойла?

– Мой дорогой Дагенхем, лицо-то не изменилось.

– Мы никогда не видели его лица. Мы видели только маску.

– Я вообще не встречался с ним, – заметил Шеффилд. – На что похожа эта маска?

– На тигра. Я дважды беседовал с Фойлом и должен был бы запомнить его лицо наизусть – но не запомнил. Я знаю только татуировку.

– Нелепо, – резко бросил Шеффилд.

– Нет. Чтобы поверить, Фойла надо видеть. Однако это уже не имеет значения. Он приведет нас к «Номаду», к вашим сокровищам и ПирЕ, Престейн. Я почти жалею, что все кончено. Я говорил, что получаю огромное удовольствие. Он воистину уникален.

«Уик-энд на Сатурне» – корабль на четверых. Для двоих он более чем просторен; но только не для Фойла и Джиз Маккуин. Фойл спал в рубке, Джиз держалась своей каюты.

На седьмой день Джизбелла заговорила с Фойлом во второй раз.

– Пора снимать повязку, Чудовище.

Фойл покинул камбуз, где угрюмо варил кофе, и вплыл за Джизбеллой в ванную. Джизбелла открыла капсулу с эфиром и начала промокать и снимать бинты напряженными ненавидящими руками. Медленно сходили слои прозрачного газового полотна. Фойл мучился в агонии подозрительности.

– Ты думаешь, у Бэйкера все получилось?

Молчание.

– Он ничего не мог пропустить?

Снимаются бинты.

– Болеть перестало два дня назад.

Молчание.

– Ради всего святого, Джиз! Между нами еще война?

Руки Джизбеллы замерли. Она с ненавистью смотрела на забинтованное лицо.

– Как ты думаешь?

– Я спрашиваю тебя.

– Да.

– Почему?

– Тебе не понять.

– Объясни.

– Заткнись.

– Если между нами война, зачем ты пошла со мной?

– За тем, что причитается Сэму и мне.

– Деньги?

– Заткнись.

– Это было не обязательно. Ты можешь мне доверять.

– Доверять? Тебе?

Джизбелла мрачно засмеялась, продолжая снимать повязку. Фойл грубо отмахнулся от ее рук.

– Я сам.

Она наотмашь ударила его по забинтованному лицу.

– Ты будешь делать то, что говорю тебе я. Спокойно, Чудовище!

Последний слой бинта упал с глаз Фойла. Огромные и темные, они пристально смотрели на Джизбеллу. Веки были чистыми; переносица была чистой. Последний слой бинта сошел с подбородка. Подбородок был иссиня-черный. Фойл, жадно наблюдавший в зеркало, хрипло вздохнул.

– Он пропустил подбородок! Бэйкер…

– Заткнись, – бросила Джиз. – Это борода.

Лоб был чист. Щеки под глазами были чисты. Все остальное было покрыто черной семидневной щетиной.

– Побрейся, – приказала Джиз.

Фойл пустил воду, смочил лицо, втер мазь и смыл бороду. Затем подался к зеркалу и внимательно рассмотрел себя, не замечая, что его голова едва не касается головы Джиз, тоже наклонившейся вперед. От татуировки не осталось и следа. Оба вздохнули.

– Чистое, – прошептал Фойл. – Чистое. – Внезапно он еще ближе придвинул лицо к зеркалу и с удивлением изучил себя. Лицо показалось ему незнакомым. – Я изменился. Не помню, чтобы я так выглядел. Мне сделали пластическую операцию?

– Нет, – сказала Джизбелла. – Твоя душа изменила его. Ты видишь вампира; вампира, лжеца и обманщика.

– Ради бога! Прекрати! Оставь меня в покое!

– Вампир, – повторила Джизбелла, глядя в лицо Фойла широко раскрытыми горящими глазами. – Лжец. Обманщик.

Он схватил ее за плечи и пихнул в кают-компанию. Она поплыла по коридору, ударилась о поручень и закрутилась.

– Вампир! Лжец! Обманщик! Вампир! Зверь!

Фойл догнал ее. Снова схватил и яростно встряхнул. Огненно-красные волосы Джизбеллы разметались и всплыли русалочьими косами. Выражение отчаянной ненависти превратило ярость Фойла в страсть. Он обнял ее и зарыл свое новое лицо на ее груди.

– Лжец, – прошептала Джиз. – Животное…

– О Джиз…

– Свет, – выдохнула Джизбелла.

Фойл нащупал сзади выключатель, и «Уик-энд на Сатурне» продолжал полет к астероидам с темными иллюминаторами…

Они плавали в каюте, нежась, переговариваясь, ласково касаясь друг друга.

– Бедный Гулли, – шептала Джизбелла. – Бедный мой милый Гулли.

– Не бедный, – возразил он. – Богатый… скоро.

– Да, богатый и пустой. У тебя же ничего нет внутри, Гулли, милый… Ничего, кроме ненависти и жажды мести.

– Этого достаточно.

– Сейчас достаточно. А потом?

– Потом? Будет видно.

– Смотря что у тебя внутри, Гулли, смотря чем ты обладаешь.

– Нет, смотря от чего я смогу избавиться.

– Гулли… почему ты обманул меня в Жофре Мартель? Почему не сказал о сокровище на «Номаде»?

– Я не мог.

– Ты мне не доверял?

– Не то. Просто не мог. Что-то глубоко внутри… то, от чего мне необходимо избавиться.

– Снова контроль, а, Гулли? Ты одержим.

– Да, одержим. Я не могу обучиться самообладанию, Джиз. Хочу, но не могу.

– А ты пытаешься?

– Да. Видит бог, да. Но вдруг что-то происходит, и…

– И тогда ты срываешься. «Мерзкий, извращенный, отвратительный негодяй. Зверь. Хуже зверя».

– Что это?

– Один человек по имени Шекспир написал. Это ты, Гулли… когда теряешь контроль.

– Если бы я мог носить тебя в кармане, Джиз… предупреждать меня… колоть меня булавкой…

– Никто это за тебя не сделает, Гулли. Ты должен научиться сам.

Фойл помолчал, затем проговорил неуверенно: