Нил Шустерман - Жнец [litres]

– Они мои новые ученики.

Ксенократ оценивающе глянул на Ситру и Роуэна.

– Двойное ученичество, – весело сказал он. – Умно. Большинство жнецов и с одним-то учеником испытывают проблемы.

– Лучший из этих двоих получит мое благословение и кольцо.

– А второй будет тяжко разочарован, я уверен, – сказал Высокое Лезвие и отошел к вновь прибывшей группе жнецов, только что вошедших с дождя.

– Видишь? – произнес Роуэн. – А ты беспокоилась.

Но Ситра видела, насколько неискренен в своем веселии был отошедший.

Роуэн нервничал, но не хотел признаваться в этом. Он знал – если признается, Ситра станет беспокоиться, что заставит его нервничать еще сильнее. Поэтому он, обуздав свои страхи и опасения, сидел с широко открытыми глазами и вбирал в себя все, что видел вокруг. Здесь были и другие ученики. Роуэн услышал, как двое из них говорили о том, что сегодня «большой день». Юноша и девушка – постарше Роуэна года на два-три – сегодня получали свои кольца и становились младшими жнецами. Девушка сетовала на то, что первые четыре года им придется проводить «жатву» только с одобрения лицензионного комитета.

– Каждый раз! – жаловалась девушка. – Словно мы дети малые.

– Хорошо хоть, что ученичество не длится четыре года, – сказал Роуэн, намереваясь включиться в разговор. Те двое посмотрели на него с отвращением.

– Я имею в виду, чтобы получить степень в колледже, тоже нужно проваландаться четыре года, верно?

Он понимал, что закапывает себя все глубже, но он уже принял решение.

– А чтобы получить лицензию жнеца, всего ничего, – закончил он.

– Ты кто такой, черт побери? – спросила девушка.

– Не обращай внимания, это просто шпат.

– Кто? – переспросил Роуэн, которого называли по-разному, но так – никогда.

Юноша и девушка одновременно ухмыльнулись.

– Ты что, вообще ничего не знаешь? – спросила девушка. – Шпат, шпатель, кухонная лопатка. Так называют новых ученичков, потому что они годны только на то, чтобы переворачивать на сковородке бифштексы для своих наставников.

Роуэн засмеялся, что вызвало еще большее раздражение у тех двоих.

Подошла Ситра.

– Если мы кухонные лопатки, то кто тогда вы? Безопасные ножницы? Или просто пара садовых инструментов?

Юноша, казалось, был готов ударить Ситру.

– Кто ваш наставник? – спросил он. – Он должен был научить вас уважению к старшим.

– Это я, – произнес Фарадей, положив руку на плечо Ситры. – А вы, молодые люди, не вправе требовать уважения, пока не получили кольцо.

Юноша сжался и, казалось, уменьшился в росте.

– Досточтимый жнец Фарадей! Простите меня, я не знал.

Девушка же быстро сделала шаг в сторону, дистанцируясь от своего приятеля.

– Желаю вам сегодня удачи! – произнес Фарадей, сопровождая свои слова великодушным жестом, которого эти двое явно не заслуживали.

– Благодарим вас, – сказала девушка. – Но дело не в удаче. Наши жнецы нас обоих готовили долго и тщательно.

– Очень хорошо, – сказал Фарадей. Молодые люди на прощание склонили головы, что больше походило на поклон, и отошли.

Когда они удалились, Фарадей сообщил Ситре и Роуэну:

– Девушка получит кольцо. А вот юноша – нет.

– Откуда вы знаете? – спросил Роуэн.

– У меня есть друзья в лицензионном комитете. Юноша очень способен, но слишком быстро поддается гневу. А это недостаток, с которым нельзя мириться.

Как ни сердился Роуэн на того парня, он почувствовал к нему некую жалость.

– А что будет с учеником, которому не дают кольца? – спросил он.

– Он возвратится в свою семью и будет жить дальше, как было до этого.

– Но после года ученичества жизнь уже не будет такой, как прежде.

– Верно, – кивнул жнец. – Однако если человек понимает, что такое быть жнецом, это принесет ему лишь ему только добро.

Роуэн кивнул, но подумал, что ответ звучит слишком наивно для такого мудреца, каковым был Фарадей. Ученичество у жнеца было травмирующим опытом. Даже с учетом высокой цели – все равно травмирующим.

Ротонда, к этому моменту уже заполненная жнецами, дрожала от какофонии звуков, отражавшихся от мраморного пола, от стен и купола. Роуэну очень хотелось послушать еще какие-нибудь разговоры, но все тонуло в общем гуле. Фарадей сказал им, что огромные бронзовые ворота, ведущие в зал заседаний, откроются ровно в семь утра, а в семь вечера все жнецы покинут Капитолий. Двенадцать часов дано на решение всех проблем. Если что-либо не будет сделано, то это переносится на следующий конклав, который состоится через четыре месяца.

– Раньше, – сказал Фарадей, как только ворота открылись, чтобы впустить жнецов, – конклавы длились три дня. Но потом было обнаружено, что второй и третий дни обычно посвящены пустым спорам и выяснению отношений. Сейчас этого времени тоже хватает, но нас сдерживают. И мы очень быстро движемся по повестке дня.

Зал заседаний представлял собой гигантский полукруг с большой трибуной, на которой сидел Высокое Лезвие, и скамьями пониже, которые располагались по обеим сторонам от трибуны. На одной сидел служащий, который вел протокол, а на другой – парламентарий, который интерпретировал правила и процедуры, если по таковым возникали вопросы. Жнец Фарадей достаточно много рассказал Ситре и Роуэну о структуре власти в сообществе жнецов, чтобы они понимали, что к чему.

Первым пунктом повестки, когда все уселись, было Оглашение Имен. Один за другим, без особого порядка и последовательности жнецы вставали и, выйдя вперед, называли имена людей, чьи жизни были ими забраны за последние три месяца.

– Мы не можем называть все имена, – сказал жнец Фарадей. – Здесь более трехсот жнецов, и, если бы мы называли всех, умерших было бы больше двадцати шести тысяч. Поэтому мы выбираем по десять имен – тех, кого больше помним, тех, кто умирал самым достойным образом, тех, кто прожил заметную жизнь.

После каждого имени звучал удар колокола – торжественный и звучный. Роуэну пришлось по душе, что в список своих десяти жертв жнец Фарадей включил и Кола Уитлока.

Ситре быстро наскучило Оглашение Имен. Даже при том, что каждый жнец сократил свой список до десяти, вся процедура продлилась более двух часов. Конечно, в том, что жнецы платили дань памяти почившим, было особое благородство, но, как считала Ситра, имея всего двенадцать часов на решение накопившихся за три месяца проблем, не стоило так транжирить время.

Написанной заранее повестки дня не было, а потому ни Роуэн, ни Ситра не знали последовательности процедур, и Фарадей объяснял им то, что происходило.

– Когда будет наше испытание? Нас отсюда куда-нибудь увезут? – спросила Ситра, но Фарадей заставил ее замолчать.

Следующей церемонией после Оглашения Имен было омовение рук. Жнецы, встав, выстроились к двум чашам, стоящим по обе стороны трибуны. И вновь Ситра не увидела в этом действе особого смысла.