Кристина Далчер - Голос

– Теперь вы можете говорить, доктор Макклеллан. – И преподобный Карл жестом радушного хозяина приглашает меня пройти в мою собственную гостиную.

И это за сегодняшний день еще далеко не последняя его роль-перевертыш. Впрочем, все, чего они хотят, я уже поняла из программы Си-эн-эн, без конца повторяющей историю о том, как брат президента упал, катаясь на лыжах, и постепенно знакомящей зрителей с подробностями полученной им травмы – повреждено заднее левое полушарие головного мозга; оно жизнеспособно, но коммуникативные функции нарушены, речь абсолютно бессвязная. В общем, мне совершенно ясно, что нужно преподобному Карлу и его команде.

Им нужна я.

Вот если бы Анна Майерс, катаясь на лыжах, получила такую травму, налетев на дерево, я бы бросилась к ней на помощь, не раздумывая ни секунды. Вот только вряд ли тогда за мной приехали бы такие «важные» мужчины на черных SUV, прекрасно знающие, что жена президента лежит в палате интенсивной терапии.

– И что вы хотите от меня услышать? – Слова медленно, осторожно вытекают у меня изо рта, пока я выхожу из кухни и направляюсь прямиком к телевизору, выключаю его и сажусь в одно из боковых кресел. Я не желаю делить пространство ни с кем из этих людей.

– Жарко здесь, – говорит преподобный Карл, поглядывая на холодильник.

– Да, жарковато, – откликаюсь я.

Кто-то из его свиты – но не Томас – выразительно кашляет.

Я делаю вид, что поняла намек, и говорю:

– Патрик, дорогой, раз уж ты все равно на кухне, так, может, нальешь нашим гостям холодной водички?

И Патрик наливает воду, и приносит поднос со стаканами в гостиную, и все, естественно, замечают, как неодобрительно качает головой преподобный Карл. Ведь именно мне, жене, полагается обслуживать гостей.

– Итак? – говорю я. – Насколько я поняла, у Бобби Майерса мозговая травма? Локализация?

Преподобный Карл устраивается на козетке напротив моего кресла и предлагает Патрику:

– Вы же медик, Патрик, так, может быть, покажете ей отчет, полученный по факсу сегодня утром из госпиталя?

И мой муж, которого этот гнусный тип, с такой легкостью год назад надевший на меня проклятый металлический наручник, запросто называет по имени, подчиняется: предложив гостям принесенные им стаканы с водой, он вытаскивает из-под мышки тонкую папку и протягивает мне.

– По-моему, Джин, тебя должно это заинтересовать.

О да, я, безусловно, заинтересована. Собственно, весь текст уместился на первой же странице, и уже на второй строчке мои глаза отыскивают причину столь неожиданного визита преподобного Карла: поврежден задний отдел головного мозга. Верхняя височная извилина. Левое полушарие. Пациент – правша, значит, у него левое полушарие доминантное.

– Зона Вернике, – говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь, и продолжаю читать, чувствуя, какой непривычно легкой кажется мне моя левая рука, и на ней, на запястье, прямо-таки светится полоска незагорелой кожи – такое ощущение, словно я сняла наручные часы и собираюсь нырнуть в бассейн. Один из секретных агентов – я полагаю, что это именно они, особенно если учесть присутствие Карла Корбина, – невольно потирает собственное запястье, и я замечаю у него на безымянном пальце левой руки простое золотое кольцо. Значит, он женат и все понимает. Зато мне непонятно, в каком он лагере; как, впрочем, и Патрик. Все эти слуги государства обучены следовать за своим хозяином, точно щенки.

Услышав мое замечание, преподобный Карл кивает:

– Да. И президент очень обеспокоен.

«Еще бы!» – думаю я. Господин президент весьма сильно зависит от своего старшего брата, и ему, черт возьми, придется ох как нелегко, когда он попытается либо что-то сообщить Бобби, либо что-то у него узнать. Примеры подобных будущих разговоров сами собой возникают в моем мозгу:

«В Афганистане сложилась весьма сложная ситуация, Бобби», – скажет президент.

А Бобби в ответ заявит что-нибудь такое: «Симпатично мерцают твои банановые страсти». И при этом речь его будет вполне ясной, членораздельной и плавной, каждый звук будет идеально артикулирован, но в итоге получится абсолютнейшая чушь: не шифровка, не некая недоговоренность, не детская игра, а самая настоящая чепуха, какую обычно несут те, кого когда-то было принято называть идиотами – в клиническом смысле этого слова.

Я изо всех сил стараюсь сдержать улыбку, и для этого мне приходится довольно сильно прикусить себе щеку изнутри – в данный момент я просто обязана сохранить на лице выражение полнейшей серьезности, глубокой озабоченности и осознания собственного долга.

Я внимательно просматриваю остальные страницы. На снимках, сделанных МРТ, или магнитно-резонансным томографом, отчетливо видны серьезные повреждения именно там, где я и предполагала, – в цитоархектоническом поле Брадмана 22.

– Травма получена в результате падения? Во время лыжной прогулки? – спрашиваю я. – Никаких указаний на повреждения, полученные ранее, не имеется?

Ну, конечно же, они не знают. В тридцать четыре года мужчины вряд ли имеют привычку регулярно прибегать к сканированию головного мозга – по крайней мере, без особой на то необходимости.

– Он когда-либо раньше страдал от головных болей?

Преподобный Карл пожимает плечами.

– Это «да» или «нет», преподобный отец? – спрашиваю я.

– У меня таких сведений нет.

Тогда я поворачиваюсь к Патрику, но он только головой качает:

– Ты пойми, Джин: мы не имеем права раскрывать информацию, касающуюся медицинской истории членов президентской семьи.

– Но вы же хотите, чтобы я вам помогла?

– Вы наш ведущий эксперт, доктор Макклеллан. – Преподобный Карл то ли подошел на шаг, то ли просто наклонился, опершись о кофейный столик, но его лицо – сплошные резкие линии – вдруг оказалось совсем рядом с моим лицом, буквально в паре дюймов от него. В нем явственно чувствуется нечто злое, враждебное, и все же, надо признаться, он по-прежнему весьма недурен собой. Пиджак свой он так и не снял, несмотря на жару, но и под пиджаком чувствуется, какое крепкое, тренированное у него тело. А ведь многие женщины – особенно такие, как Оливия Кинг, – думаю я, наверняка тайно в него влюблены.

Искушение поправить его и подсказать, что использование настоящего времени в данном случае совершенно неуместно, слишком велико, чтобы перед ним устоять, и я говорю:

– Была , преподобный отец. Я была ведущим экспертом. И вряд ли должна напоминать вам, что весь последний год была отлучена от работы.

Преподобный Карл никак на мое ядовитое замечание не реагирует и снова усаживается поудобней, сложив руки перед собой так, что его длинные пальцы образуют идеальный равнобедренный треугольник. Может, он специально упражняется в этом перед зеркалом?