Кристина Далчер - Голос

Но я совершенно не понимаю, почему такой значок носит мой сын.

– И давно ты это носишь? – Я касаюсь пальцем значка у него на воротнике.

Стивен смахивает мою руку, точно надоедливую муху, и возвращается к своему прежнему занятию – соскребает с тарелок остатки пищи и загружает посудомойку.

– На днях получил. А что в этом особенного?

– Как это «получил»? Как приз? Или он с неба упал? Или ты его случайно в сточной канаве нашел?

Ответа нет.

– Знаешь, Стивен, подобные вещи просто так не раздают.

Слегка отодвинув меня плечом, он подходит к холодильнику, достает оттуда молоко, наливает себе полный стакан и залпом его осушает.

– Естественно, мам, просто так их не раздают. Такой значок заслужить нужно.

– Я поняла. И как же его можно заслужить?

Еще один стакан молока исчезает в утробе Стивена.

– Оставь немного для завтрашней каши, – говорю я. – Ты не единственный в этом доме.

– Так, может, тебе стоит сходить в магазин и принести еще? Это ведь твоя работа, верно?

Моя рука взлетает как бы сама собой и вступает в соприкосновение с правой щекой Стивена, на которой тут же расцветает яркий отпечаток моей пятерни.

А он, не моргнув глазом, не вздрогнув, не подняв руку, чтобы заслониться от пощечины, и вообще никак не отреагировав, спокойно заявляет:

– Отлично, мам. Просто отлично. Учти: когда-нибудь это будет считаться настоящим преступлением.

– Ах ты, маленький говнюк!

После этих слов все становится только хуже: он весь словно подбирается, заносчиво на меня смотрит и говорит:

– Хорошо, я расскажу тебе, как заработал этот значок. Я согласился, и меня завербовали. Да, мам, завербовали. Им требовались волонтеры из школы для мальчиков. Мы должны были ходить по школам для девочек и кое-что им объяснять. И в течение последних трех дней я посетил самые разные школы, демонстрируя девчонкам, как действуют эти браслеты. Смотри. – Он закатывает рукав и демонстрирует мне след ожога на своем запястье. – Обычно мы ходим парами и по очереди. И все это для того, чтобы девчонки, вроде нашей Сони, понимали, что с ними может случиться. – Он, явно бросая мне вызов, выпивает еще стакан молока и облизывает губы. – Между прочим, я бы не стал на твоем месте одобрять ее стремление вернуться к языку жестов.

– Это еще почему, черт побери? – Я все никак не могу переварить тот факт, что мой сын сознательно подверг себя удару током, «чтобы девчонки, вроде нашей Сони, понимали, что с ними может случиться».

– Честно говоря, мам, уж ты-то лучше других должна была бы это понимать. – В голосе Стивена звучат чьи-то чужие интонации, кого-то значительно старше его, кого-то, уже уставшего объяснять всяким молокососам, каков нынешний порядок вещей. – Использование языка жестов и знаков разрушает истинную цель того, что мы пытаемся здесь создать.

Ну, естественно, разрушает!

– Понимаешь, я не могу вдаваться в детали, но есть проект создания новых… ну, этих ваших… устройств. Они станут больше похожи на перчатки. Большего я, правда, сказать не имею права. – Стивен выпрямился и гордо мне улыбнулся. – Но признаюсь, что вызвался стать волонтером для испытания этих новых устройств.

– Ты… что ты сделал?

– В старые времена это называлось «водительством», мам. Это желание быть всегда в первых рядах и руководить остальными. Именно к этому стремятся Истинные Мужчины.

Я просто не знаю, что сказать, и выпаливаю первое, что срывается с языка:

– Ах ты, ублюдок проклятый!

Стивен пожимает плечами.

– Да говори что хочешь. – И он с достоинством покидает кухню, оставив на кухонном столе грязный стакан и записку: «Купи молока».

Я замечаю, что Сэм и Лео торчат в дверях и смотрят на меня, так что заплакать я не осмеливаюсь.

Почитав перед сном Соне и какое-то время полежав с нею рядом, я дожидаюсь того момента, когда ее дыхание становится ровным – верный признак того, что она крепко спит, – и возвращаюсь в свою спальню. В нашу спальню. Хотя сегодня она полностью в моем распоряжении, потому что Патрик все еще у себя в кабинете, хотя уже скоро полночь. Вообще-то он крайне редко засиживается за работой так поздно.

Сегодня я размышляю о мужчинах.

Когда я укладывала близнецов в постель, Стивен по-прежнему сидел в гостиной – смотрел телевизор, поедая мороженое, и слушал какую-то беседу преподобного Карла с телезрителями. Видимо, мой сын считает этого человека героем и образцом для подражания. А что, они составили бы отличную парочку: оба весьма упорны в своих стремлениях и убеждениях, оба считают необходимым вернуться к былым временам, к той эпохе, когда мужчины были настоящими мужчинами , а женщины – настоящими женщинами , и, черт побери, глори-глори-аллилуйя, все было гораздо проще и лучше, когда каждый знал свое место. Я не могу ненавидеть Стивена только потому, что он поверил в нечто абсолютно неправильное, даже если мне ненавистно то, во что он верит.

Но ведь не все такие, как он; есть и совсем другие люди.

Вскоре после того, как Соня отпраздновала свой пятый день рождения и всех нас «оснастили» этими чертовыми счетчиками, я позвонила домой своему гинекологу, приготовив тщательно составленный список вопросов на этаком «пиджине», то есть максимально упростив предложения, избегая союзных слов и определений и вообще стараясь как можно быстрее добраться до сути. Я уже понимала, что записывающее устройство в моем браслете выловит каждое словечко, даже произнесенное еле слышным шепотом.

Бог его знает, что я ожидала от нее услышать? Да и что она, врач, наблюдающий меня более десяти лет, могла сказать? Возможно, мне просто необходимо было помолчать с ней вместе. Мне нужен был партнер по молчанию. А может, я просто хотела услышать, до какой степени и ей все это осточертело.

Доктор Клаудия сняла трубку, выслушала меня, и я услышала, как она издала негромкий стон, а потом в трубке раздался голос ее мужа:

– И кто же, по-вашему, в этом виноват?

Я стояла посреди кухни и молчала; мне хотелось все ему объяснить, но из осторожности я продолжала молчать, а он все говорил и говорил: мы слишком часто устраивали марши протеста, мы писали слишком много писем, выкрикивали слишком много всяких слов…

– Все это сделали вы, женщины. И вам необходимо дать хороший урок, – наконец заявил он и повесил трубку.

Я больше не стала звонить ей, не стала спрашивать, как им удалось заставить ее молчать. Может быть, они с топотом ворвались прямо в ее рабочий кабинет, а может, сперва заполонили ее кухню, а потом засунули ее вместе с дочерьми в микроавтобус, куда-то повезли и в плохо освещенной комнате с серыми стенами подробно объяснили, каково будет отныне их будущее. Затем надели на каждую блестящий браслет и отправили восвояси – пусть готовят еду, наводят порядок в доме и вообще ведут себя как Истинные Женщины, всегда готовые оказать мужчинам поддержку. И пусть как следует запомнят этот наш общий урок.