Ольга Громыко - Стекло

***

Мы и раньше общались с мамой не очень часто, раз в месяц вживую, раз в неделю по видеофону. Теперь раз в месяц — по видеофону.

Когда я упрекаю ее в этом, она удивляется:

— Милая, звони и приезжай в любое время! Ты же знаешь, я всегда тебе рада.

— По-моему, Джеку ты рада гораздо больше! — снова не сдерживаюсь я. — С тех пор, как он у тебя появился, ты обо мне словно забыла!

— Глупости, — уверенно возражает мама. — Ты — это ты, а Джек — это Джек.

Если бы она сказала «а Джек — это просто киборг, машина, игрушка», это решило бы многие проблемы.

— Вы оба для меня очень важны.

А это вообще контрольный в голову.

— Ты же сама его мне подарила, — напоминает мама, чувствуя мое настроение и не одобряя его. — Со словами «чтобы ты не скучала, а я за тебя не волновалась». Хочешь, я найду ту открытку?

— Нет. — Я прекрасно помню, что в ней написала. И понимаю, что ревновать мать к киборгу глупо, мне стыдно признаваться в этом даже самой себе. — Извини. Я приеду на следующей неделе, хорошо? В среду… нет, лучше в пятницу!

— Конечно, дорогая.

Я не приехала. Дела, срочный вылет на Землю, потом на Новый Бобруйск…

А потом мне позвонил незнакомый человек и сказал, что моей мамы больше нет.

***

Ресторан открыт, но почему-то непривычно пуст, словно посетители чувствуют окутывающую его ауру смерти и скорби, и шарахаются от нее.

Что мне теперь с ним делать? И что мне вообще делать?!

За моей спиной словно рухнула холодная, твердая, с острыми выступами, — не прижаться, — но надежная и казавшаяся вечной скала.

Теперь там черная пропасть, и я еще никогда так остро и страшно не ощущала свое одиночество.

Меня встречают заплаканные глаза и сочувственные взгляды, каждый официант считает своим долгом сообщить мне надрывным голосом, каким прекрасным человеком была моя мать и как сильно им будет ее не хватать. Я сухо киваю, не желая развивать эту тему.

Им. Как будто это я должна выражать им свои соболезнования.

Молчит только киборг, неподвижно стоящий у входа на кухню. Словно мама до сих пор там, и он ждет, когда она выйдет или окликнет его.

Проходя мимо киборга, я чуть не срываюсь — хочется кричать, выть, ударить кулаком в это тупое равнодушное лицо, а потом сесть на пол и разрыдаться в надежде, что мама, как всегда, не выдержит, вернется, обнимет меня за плечи и начет утешать.

Но я в который раз за сегодня справляюсь с собой, сглатываю и иду дальше.

На кухне, как всегда, одуряюще пахнет едой, но сейчас этот запах вызывает только тошноту.

Мама умерла вот здесь, возле своей любимой плиты. Просто упала, скорая даже не успела долететь.

На полу в этом месте нет никаких следов, да, скорей всего, и не было, но мне все равно приходится приложить немалое усилие, чтобы отвести от него взгляд.

При виде меня все три повара торопливо вскакивают со стульев, словно я застала их за чем-то неприличным. Опять начинается этот тягостный ритуал меряния утратами, и я стараюсь свести его к минимуму, отделываюсь типовыми фразами.

Я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу снова зайти в «Яблочко с корицей», а тем более в нем пообедать, но и расстаться с ним — кощунство. Наверное, можно нанять управляющего. Пока временного, того же Томаса, а там уже неторопливо искать кого-нибудь более подходящего. Да, Томас сможет удержать ресторан на плаву, но и только — он простой повар, как и моя мама, а бизнесу нужна твердая жёсткая рука. Часть персонала наверняка разбежится, недовольная переменами, но нанять новый будет несложно, «Яблочко с корицей», при всех его недочетах, считается очень престижным местом работы.

— А киборга — продать, — вслух заканчиваю я.

— Что? — потрясенно вытаращивается на меня Томас. — Продать Джека?! Вы серьезно? Но это же… это же наш Джек! На нем же половина ресторана держится!

— Она держалась на его хозяйке, — ледяным тоном напоминаю я. — А ее больше нет.

— Он был ее правой рукой, и разбирается в делах ресторана лучше нас всех, вместе взятых!

«А кем тогда была я?!»

Мои нервы и голос дают предательскую слабину:

— Он был рядом и ничего не сделал!

— Мы все были рядом, — говорит Томас, и в его голосе мне почему-то отчетливо слышится: «Кроме вас». — И не смогли ничего сделать. Лидия, пожалуйста… Если останется Джек, то, в какой-то степени, останется и она. Он же был ее последним учеником. И, возможно, единственным, которому удалось повторить, а то и превзойти учителя.

— Нет.

Томас смотрит на меня с таким выражением лица, что его шансы на пост управляющего тают с каждой секундой, и с треском исчезают, когда он тихо, горько спрашивает:

— За что вы так ненавидели свою мать?

Я влепляю ему пощечину раньше, чем успеваю это понять.

— Я. Любила. Свою. Мать. — раздельно говорю я. — И не хочу менять память о ней на эту подделку. Имитацию. Фальшивку. Я не хочу, чтобы клиенты говорили: «О, с ее смертью здесь ничего не изменилось!» Все изменилось. ВСЕ.

Томас стоит, потирая щеку, и молчит.

Он так ничего и не понял, просто не хочет со мной связываться. Как всегда — терпит хозяйские истерики, хладнокровно обдумывая запасной план. Например, выкупить киборга, ведь, я знаю, Томас давно мечтает открыть свой ресторан, и работа в мамином уже позволила ему скопить достаточно денег. Арендует помещение по соседству, уведет за собой всех коллег-приятелей, выкупит киборга, может, даже назовет эту забегаловку в честь моей матери, и тупые как коровы клиенты повалят туда за своим любимым кормом… какая им разница, кто готовил это крлоо!

— Джек, иди за мной, — командую я, и имя киборга неприятно царапает мне горло.

Теперь я — его основная хозяйка, это прописано в программе, но мне почему-то кажется, что киборг повинуется как будто нехотя, с ощутимой задержкой. Мама наверняка ни разу не возила его на поверку, и вот результат: пошедшая вразнос техника незаметно поменялась ролями с людьми, и теперь уже мы вынуждены под нее подстраиваться!

— Куда вы его?!

— Не твое дело. — Я вынужденно останавливаюсь: Томас забегает вперед и решительно загораживает дорогу, растопыривается в проеме:

— Нет… Я вас не пущу! Так нельзя! Лидия, вы не понимаете, Джек…

— Уйди с дороги, — цежу я сквозь зубы. — Иначе мой киборг выкинет тебя в окно.

Томас напряженно, с драматической до идиотизма мукой вглядывается киборгу в лицо. Я его не вижу, но повар внезапно сникает, опускает руки и пятится.

Ага, до тебя наконец дошло, чего стоит ваша «дружба»!

Я ухожу, гордо выпрямив спину, в которую камнем летит одно слово, другое…

Завтра и тебя здесь не будет, неблагодарный ублюдок.

***

Я хотела приземлиться у ближайшей помойки и отправить киборга в контейнер для биоотходов, но по пути немного остыла и поняла, что да, он действительно часть этого чертового ресторана — слишком дорогого для моей матери и слишком ненавистного для меня. Я не могу его уничтожить, это как плюнуть на могилу.