Алексей Рудаков - Дальние Тропы

— Пошли, Игорь, — перейдя от слов к делу, подхватила его под руку Дося: — Давай поспешим — если начальство расщедрилось на то, о чём я думаю, то надо шустрее двигаться. Не дай Бог оно, я про начальство наше высокое, — кивнула она на дверь, за которой скрылся Змеев: — Передумает, или случиться что… Отменят! А я, — она мечтательно зажмурилась: — Массаж хочу. Слыхала, что там та-а-кие мастера… По косточке разберут и соберут. Пошли!

— Погоди, — вырвав руку, Игорь торопливым шагом двинулся к двери: — Пять минут, — развернулся он на ступеньках, показывая им растопыренную ладонь: — Мне пару книг взять надо — вечерком почитать хочу. Чего зря время терять?

— Зануда ты, — взяв под руку Карася, бросила ему через плечо Дося: — Ты только не задерживайся. Учти — с Чумом сам разбираться будешь.

Оказавшись у себя в комнате, он схватил с кровати цисту с давно облюбованным свитком — команда капитана Дацоева, отряжённая для исследований товаров Ярмарки, натаскала кучу литературы, среди которой, порой, оказывались и весьма интересные образчики. Один из них Игорь и пригрёб себе, коротая над ним свободные вечера. И хотя манускрипт был написан тяжеловесным слогом, характерным для Преторианских историков, но его содержание захватывало лучше иного детектива.

Свиток имел пространное название — «Жизнеописание Достославных Императоров прошлого, правивших Преторией от ухода Древних и до окончания войны против низких Слуг, погрязших в своих интригах против великого государства» и содержал в себе историю смены власти, изобиловавшую как кровавыми деталями, так и порой доносивший до читателя пикантные подробности жизни давно ушедших владык.

Уже повернувшись к двери, Игорь на миг замер — оставалось одно дело, позабытое в мельтешении последних событий, но заняться им, значило гарантированно навлечь на себя гнев Чума, встав между ним и ожидавшим их всех на борту ужином.

Решившись, он вернулся к столу и, выдвинув ящик, принялся копаться в его содержимым, разыскивая нужный предмет. Наконец, выудив, из непонятно как организовавшихся залежей хлама, небольшой, плоский, чернёного метала, брусочек, Маслов, торопливо сунув его в карман брюк, время поджимало, бросился прочь из комнаты.

Весь путь до каптёрки он проделал за пару минут, распугивая своим топотом оказавшихся на пути людей и, только влетев в заведование Тараса, замер, переводя дух, опершись руками о стойку.

— О, Игорёк! Не ждал тебя! — Тарас Михайлович, только что опустивший в кружку с чаем половинку бублика, вопросительно посмотрел на него и, сунув размокший конец себе в рот, полез под стойку за второй кружкой.

— Я… На… Минуто…чку, — хватая воздух ртом, полез в карман Маслов: — Меня… Фууу… Там наши ждут.

— И даже чайку не выпьешь? С травами — дочка собирала, — он хохотнул: — Не бойся, не с Чернобыльскими. Она специально в экологически чистый район ездила. Тут и Иван-чай, и ромашка, и…

— Я, правда, Тарас Михайлович, очень спешу, — покачав головой, он положил на стойку давешний брусочек: — Меня Чум съест — нам отпуск в санатории дали, в самолёте еда — по ВИП разряду. Сами понимаете.

— Чум может, — со вздохом убрав кружку, кладовщик осторожно посмотрел на лежащий предмет: — А это что?

— Вам, сувенир. Вы же просили — вот я и принёс. Это зажигалка. — Положив цисту на стойку, он взял в руки брусок: — Вот, посмотрите. Вот тут орёл выгравирован, видите, — он повернул зажигалку боком к каптёру: — Если его прижать…хоп!

Над верхней частью монолитного на вид бруска засияла небольшая, горячая даже на вид, сфера.

— Кажется это плазма. Металл плавит на раз, я проверял. Сигареты тоже зажигает, только кончик не надо прямо в шарик совать — рядом, с секунду подержать и готово.

Убрав палец с орла, плазменная звёздочка тотчас погасла, он протянул устройство кладовщику: — Вот, Тарас Михайлович, держите.

— Гарная игрушка, — покачав зажигалку на ладони, он вопросительно посмотрел на него: — А тебя, ну за неё, не накажут? Ведь положено сдавать всё найденное.

— Не накажут, — улыбнувшись, отмахнулся Игорь: — Не знает никто. Я её сам, случайно, нашёл. Когда мы байки… Ну…

— Организовали, — весело улыбнулся Тарас.

— Ну да, приватизировали. Так, когда ехали, я, по началу, за сиденье держался, а как тряхнуло — одна рука в сумку и сползла, там по бокам сумки были, с барахлом разным. Она сама мне в ладонь и прыгнула — я, на автомате, в карман и сунул. Хотел сдать, но, — он виновато развёл руками: — Закрутился, забыл. Потом корабль этот, допросы… На допросах про то, что раньше было — не спрашивали. Их только Плавная Спираль интересовала.

— Значит, — прижав орла, он полюбовался крохотным, чуть крупнее половинки горошины, солнышком: — Не спрашивали?

— Нет, — замотал головой Маслов: — Да я и сам позабыл. Вот только сейчас, когда за цистой, — он кивнул на цилиндр: — Вернулся, тогда и вспомнил.

— Ну, Игорёк, спасибо! Уважил старика, — убрав зажигалку в карман, он вопросительно посмотрел на чай: — Может хоть по глоточку?

— Правда, не могу, Тарас Михайлович, — взяв в руки цисту, он попятился к двери: — Сами понимаете — Чум. Дося тоже — хочет побыстрее туда, ну — в санаторий этот. Там какой-то особенный массаж делают. Побегу я.

— Беги, что поделать, — с сожалением кивнул седой головой кладовщик: — Потом зайди, как вернётесь, ладно?

— Обязательно, Тарас Михайлович, — уже с порога, закрывая дверь, крикнул Игорь и, в следующий момент, сквозь приоткрытую створку, послышался грохот его берц.

— Заходи, Игорёк, обязательно заходи, — поглаживая карман с подарком, пробормотал каптёр: — Не забывай старика…

Неделя отпуска, как это обычно и бывает, пролетела моментально, оставив после себя сладкое послевкусие роскошных блюд, сильных рук массажистов — как и говорила Дося, после их сеансов Игорь ощущал себя если не заново родившимся, то прошедшим глубокое тех. обслуживание механизмом точно. Отдельной, по понятной причине, краткой строкой следует упомянуть массажи иного рода, проводимые девушками самого роскошного модельного вида. До того не балованный вниманием прекрасной половины человечества, он просто таял в их объятьях и ласках, которыми невообразимые красотки одаривали его, стоило только парню бросить на них заинтересованный взгляд.

Но, как было сказано выше, всё имеет свой предел, а приятное, и в этом, несомненно скрыта вселенская несправедливость, заканчивается ещё быстрее, словно само время, ревнуя к счастливым часам, заставляет их сжиматься в минуты, уменьшая те, и без того краткие, мгновенья наслаждений.

А посвежели-то как! Прямо лет по пять, нет, — Змеев, проходя вдоль их строя, остановился напротив Доси: — Лет по десять сбросили! Карась! — Повернулся он к майору: — Я не уверен, что тебя, с такой молоденькой девушкой туда, — он кивнул на заполняемый молниями портал: — Пустят. Ей же и восемнадцати нет!