Александра Бракен - В лучах заката [litres]

Его наблюдения обо мне: « Чаще всего сомневается, когда принимает решения, касающиеся только ее. Все иначе, когда речь идет о близких, вплоть до того, что слишком сильно стремится их защитить. Нет серьезных пороков: не любит сладкое, любит старую музыку (связано с воспоминаниями об отце). Позволяет себе бесплодную надежду найти свою бабушку. Отчаянное стремление к близости и тесным отношениям означает положительную реакцию на предложение дружбы. Пытается осознать собственную физическую привлекательность. Доверчива, не злопамятна, слишком легко прощает…»

Моя челюсть отвисла от возмущения и замешательства, вызванного этой весьма нелестной характеристикой. «Слишком легко прощает»? Посмотрим.

– Вот, вот эту, «Племена», – сказала я. – Открой вот эту.

– «Племена»? – спросила сенатор Круз.

– Так Клэнси называл группы детей, которые покинули Ист-Ривер – тихую гавань… вообще-то это место вряд ли можно было назвать «тихой гаванью», но он утверждал, что это так и есть. Каждый раз, когда группа детей уходила, он давал им припасы на дорогу.

И еще снабжал кодом, чтобы они могли сообщать друг другу о безопасных маршрутах. Я не раз задумывалась, сколько таких «племен» в итоге покинули Ист-Ривер – до того, как мы оказались там. И теперь я получила ответ: двенадцать групп, в основном по пять-шесть человек.

Таблица была разделена на колонки по числу групп, и под каждой были указана даты и место. Я попросила Нико пролистать информацию, пока не нашелся список группы Зу. Два места: Колорадо и Калифорния. Последнее обновление было месяц назад.

Он знал, где ее искать. Или, по крайней мере то, что она направилась на запад. Я сцепила руки за спиной, чтобы удержаться от желания врезать по чему-нибудь кулаком. Он знал, что все это время я уже не надеялась увидеть ее снова.

– Как Клэнси получал эти сведения? – спросил Коул. – Это просто бомба, но только если информация надежная.

– Однажды он сказал мне… – начал Нико. Не поворачиваясь к нему, я все равно почувствовала на себе его короткий взгляд. Когда парнишка заговорил снова, его голос зазвучал тише. – Был телефонный номер, по которому можно было позвонить и оставить сообщение с информацией, что с тобой и как. Или попросить о помощи. Клэнси говорил, что иногда помогал одной группе найти другую: если дети были слишком напуганы, чтобы справиться в одиночку. Он знал все.

Я в этом не сомневалась. Здесь было столько информации – для того, чтобы с ней разобраться, понадобится не один день. Однако мы пока ничего не нашли о Лилиан, хотя я и не так уж на это и рассчитывала.

– Давай снова вернемся к папке «Термонд»? – попросила я, заметив, что сенатор прижимает ко рту ладонь, собираясь подняться.

– Лагеря… они все такие? – спросила она.

– Это все равно что сравнивать гнилые яблоки, – бросил Коул, который воспринял ее реакцию так же, как и я. – Все они ужасные, но, если их сравнивать друг с другом, может показаться, что какие-то не так воняют.

– Какой самый новый файл в папке? – спросила я у Нико. – Можешь найти?

– Ага, вот этот…

– План эвакуации на случай пожара? – переспросила сенатор Круз.

Мы уже просмотрели этот документ, изучили карты, на которых была обозначена последовательность действий, согласно которой СПП и инспекторы должны очистить боксы в случае непредвиденной ситуации. В других файлах были указаны имена сотрудников СПП и содержались материалы исследования, которое проводилось в лазарете. Имя Клэнси, конечно, не упоминалось нигде. Если свидетельства проводимых над ним опытов и существовали, он обязательно нашел бы способ их уничтожить – чтобы никто не увидел его в моменты бессилия.

– Клэнси постоянно намекал, что в Термонде происходит…

– И ты уверена, что это не просто уловка, чтобы вывести тебя из равновесия? – Сенатор Круз похлопала меня по плечу. – Его папа любит играть в ту же игру.

Нико уже собирался закрыть папку, но Коул вдруг шумно вдохнул:

– Погоди. Прокрути повыше.

Парень прищурился и потер рукой небритый подбородок. Я несколько раз перевела взгляд с него на экран и обратно, пытаясь понять, что именно он увидел.

– Проклятье, – приглушенно сказал Коул.

Я почувствовала неладное.

– Что?

– В этом сценарии детей выводят из лагеря. Но, если и правда случится пожар, что мешает перевести их во внутренний двор? Или согнать к границам лагеря? Он же километра полтора в ширину, да? И почему описан только этот единственный сценарий? А что, если пожар случится в столовой или в цехах? Увидев кучу стрелок и цифр, мы сразу предположили , что это план экстренной эвакуации. Но никаких доказательств этому нет.

– Но если это не план экстренной эвакуации, то что? – спросила я.

– Думаю, это был план эвакуации на случай, если местоположение лагеря будет раскрыто, или если Грея прикончат или свергнут. Но посмотри…

Я наклонилась к экрану. Коул показывал в угол страницы. Рядом с датой – 10 декабря прошлого года – было мелко набрано «ПОПРАВКА». И рядом с ней зачеркнутая дата еще на пять лет раньше.

Коул взялся за мышку и снова прокрутил файл ниже.

– Здесь использовано кодовое название «Кардинал». И цифры рядом с каждым бараком обозначают, сколько минут нужно СПП, чтобы туда добраться, но ноль-один-ноль-три может обозначать первое марта, верно?

– Погоди… – я замотала головой, – погоди, но что тогда все это значит?

– Это означает, что они не эвакуируют лагерь, – тихо произнес Нико. – Они вывозят детей, по четыре барака в день.

– Но единственная причина, по которой это могут сделать – если лагерь собираются закрыть? Я права? – спросила сенатор Круз.

– В папке был еще один файл под названием «Кардинал», – сказал Коул. – Ага, вон тот. Здесь тоже список лагерей, только короче…

– …И список перевода сотрудников СПП, – договорила я. – О боже.

Я закрыла лицо руками, напоминая себе о том, что нужно дышать. И по мере того, как догадка превращалась в реальность, стены все больше надвигались на меня, а потолок, казалось, опустился прямо мне на плечи. Они закрывают лагерь.

– Дорогая, ты в порядке? – спросила сенатор Круз. – Я не понимаю: это же хорошо? Судя по тому, что вы рассказывали мне об условиях в лагере…

– С этой точки зрения, это и правда благо, – вмешался Коул. – Но, если лагерь закроют, вместе с ним уничтожат или хорошенько спрячут все улики. И это место уже нельзя будет использовать как доказательство жестокой реабилитационной программы. Этот лагерь… мощный символ. Он самый старый, самый большой, и, догадываюсь, что больше всего издевательств и насилия над детьми совершалось здесь.

– Разделяют детей… боксы… – У меня пересохло в горле. – Большинство этих детей прожили бок о бок уже десять лет. Они заменили друг другу семью. А у них хотят отобрать даже это?