Александра Бракен - В лучах заката [litres]

Я подумала о том, как Зу отреагировала на уход Вайды и Толстяка, тот невидимый ужас, который стиснул ее холодными пальцами. Если Нико прав и это единственный способ, тогда… Я сделала глубокий вдох, и мои руки сжались в кулаки. Значит, это должна быть я. Нико сейчас слишком уязвим. Если он вернется туда, это его уничтожит. Но я могла это сделать – если это поможет людям, которых я люблю, если это поможет всем детям, которые будут после нас. Именно я должна сыграть эту роль. И я готова с этим смириться.

«Они убьют тебя, – подумала я. Клэнси уже подтвердил, что именно так поступали с другими Оранжевыми. – Тебе придется убедить их снова, убедить, что ты Зеленая». Последняя надежда. Это был план последней надежды.

– Я думаю, нам стоит рассмотреть план Лиама, – сказала я. – Может, у нас получится не действовать сразу в лоб, а использовать СМИ. Вовлечь в это родителей. Если мы очерним Грея, подорвем доверие к нему, мы разоблачим и его правительство. Международное сообщество не сможет и дальше игнорировать свидетельства насилия и противоправных действий. Они вмешаются…

– Дорогая, они игнорировали эти доказательства годами, – вмешалась сенатор Круз. – А когда союзники попытались сбрасывать на территорию страны гуманитарную помощь, это обернулось против них. Грей пригрозил сбивать их самолеты, если они снова появятся в нашем воздушном пространстве. Я пыталась и не раз.

– Нам просто нужно предоставить еще больше доказательств, которые смогут их убедить, – не отступала я. – Мы можем использовать слова Лилиан Грей о лекарстве и о том, что ей известны причины ОЮИН. И доказать, что нет опасности войти в страну и помочь нам скинуть Грея. Разве в прошлом не отправляли миротворческие силы в горячие точки?

– Мы заключили сделку. Оазис в обмен на снабжение, – резко сказала сенатор Круз, обернувшись к Коулу. – Ты отказываешься от своих слов?

– Нет, я обещаю, что мы выполним договоренность, – ответил Коул, успокаивающе подняв руки. – Вполне естественно, что такая операция любого заставит понервничать. Могу я поговорить с Руби наедине?

Сенатор Круз быстро встала и, бросив в мою сторону недовольный взгляд, вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

– Поговори со мной, Конфетка, – вздохнул Коул. – Расскажи, что у тебя на уме.

– Что касается Оазиса, нам нужно придерживаться прежнего плана. Но я думаю, нам нужно пересмотреть подход к нападению на Термонд. Нико не справится с собой, и у нас нет никаких гарантий, что он вообще туда попадет. Нам не нужно вести себя как Лига, считая приоритетным вариантом прямую атаку.

Коул невесело усмехнулся и снова откинулся назад в кресле.

– Знаешь, почему это сделали основной стратегией? Так было не всегда. Албан годами пытался распространять правду о Грее и о том, что на самом деле делается в лагерях. Он пробовал использовать пропаганду, прямую манипуляцию эмоциями. И вроде бы людям было не все равно. Но они всегда находились под влиянием Грея, а он повторял им снова и снова, и снова: если они заберут оттуда детей, те умрут. Чтобы замысел Лиама сработал, нужно чтобы родители захотели туда прийти. И если ты думаешь, что СПП не откроют огонь по гражданским, ты глубоко ошибаешься, Руби. Глубоко ошибаешься.

– Но раньше таких ситуаций просто не возникало, – сказал я. – Ты не можешь знать наверняка.

Раздался грохот и скрежет металла – Коул потянулся к нижнему ящику стола, выдвинул его, а потом снова захлопнул. Он встал и начал бросать на стол один лист за другим, выстраивая их в аккуратные ряды, и это пугающе повторяло то, что было на них изображено.

На снимках… на всех этих фотографиях были дети в тонкой лагерной униформе, с ее неизменной цветовой кодировкой, с черными идентификационными номерами на спинах. У некоторых глаза были еще открыты, но у большинства нет, уже нет. Некоторые были в крови, у некоторых лица были опухшими. Некоторые выглядели так, будто просто уснули.

И общим было только одно – длинная пустая могила у их ног.

– Откуда это у тебя? – прошептала я.

– «Рупор» опубликовал несколько дней назад, – ответил Коул. – Ты же понимаешь, что это не фальшивки, как бы сильно дружки Грея ни старались убедить всех в обратном с экрана телевизора.

Я покачала головой, чувствуя, что хочу выбраться из собственной кожи. Я бы отошла от стола, если бы было куда. Но стены смыкались у меня над головой, рушились на меня и давили, давили, давили.

Мне нужно было выбраться из этой комнаты. Мои ладони вспотели и скользили по ручке двери, которую мне не удавалось повернуть. Но Коул, схватив меня за руку, заставил снова повернуться к столу и к фотографиями, и рассмотреть их: увидеть кровь, кости, пустые глаза.

– Вот с кем мы имеем дело, – бросил он. – Это и есть реальность. Эти люди без колебаний убьют любого, кто помешает им исполнить приказ. Вот во что нам обошлось промедление. Вот почему мы должны сражаться. Революции выигрывают кровью, а не словами. Эти фотографии были опубликованы несколько дней назад, и что? Что это изменило? Кто-то возмутился и начал протестовать? Нет. Руби, даже этого недостаточно. Все считают, что это подделка.

– Отпусти меня! – Я вырвалась из его хватки, пол зашатался под моими ногами. Это лицо – я знала это лицо, этой девушки в зеленом…

– Никто не будет сражаться за нас – мы сами должны сражаться. Мы должны положить этому конец. Ответить силой на силу. Каждая секунда, которую мы тратим, споря об одной и той же хрени – это секунда, которую мы могли бы потратить, спасая детей от этой судьбы. Как ты думаешь, что с ними произошло? Их просто забили до смерти. Но за что? Они пытались бежать? Пытались дать отпор? Или просто не понравились кому-то из СПП? Разве это важно?

Я из последних сил сражалась с дурнотой. Я прижала кулаки к глазам, заставляя себя дышать.

– Эти фотографии из Термонда… это Термонд. Эта девочка… эта девочка в зеленом… – Коул крепче вцепился в мою руку. И если бы не это, я бы уже упала. – Я знаю ее. Ее зовут… звали… Эшли. Она была одной из старших девочек в моем…

– В твоем боксе? – закончил Коул. – Ты уверена? Может, стоит посмотреть еще раз?

Я посмотрела, но это была правда. Я прожила с этими девочками несколько лет, я знала их лица лучше, чем свое собственное. Эшли уже год провела в Термонде, когда туда прислали и меня, и она заботилась о нас, как старшая сестра. Она была доброй. Она была…

Мертва.

– Ладно, – тихо сказал Коул. – Прости. Я верю тебе. Я очень виноват. Я вообще не стал бы их тебе показывать, если бы знал. Источник, который продал их «Рупору», не сообщил, в каком лагере они сделаны.

Так это… могила. Осознание потрясло меня. Они свалят их в эту братскую могилу? Вот что они заслужили? После всего они заслужили только этого?