Александр Афанасьев - Враг за моей спиной

Но даже если бы на психиатрическое исследование посадить одного из этих вот, совсем еще молодых парней, которые лязгали затворами в темном кузове Газели, намереваясь убить как можно больше людей… нет, не, не убить людей – а принести Аллаху как можно больше неверных – вы думаете, что тест показал бы их ненормальность? О, нет, конечно же, нет, психически они были полностью нормальны. Просто они были ВРАГАМИ. И собирались убивать – врагов. Они пришли с ВОЙНОЙ. Проблема была в том, что по стране безнаказанно разгуливали враги, что враги не боялись напасть на Россию – а не в том, что кому то продали в магазине оружие, предварительно не вывернув наизнанку всю душу.

Две тысячи картечных патронов и несколько канистр с бензином – были припасены в Газели. Несколько сотен патронов – они несли на себе.

– До дверей не стрелять, чтобы не спугнуть. Аллах Акбар!

– Мохаммед Расуль Аллах!

Один из террористов толкнул дверь…

– Где ты…

В ответ послышался смех. Заливистый, заразительный смех.

– Угадай, ты же у меня шпион.

Я попытался сосредоточиться. В голове мутилось… висящие словно в воздухе изображения на голографическом экране, сменяющие друг друга, цели первого приоритета, цели высшего приоритета, глухие шлемы спецназа, делающие их похожими на средневековых рыцарей, курящиеся дымом, опаленные окна подорванной квартиры, плачущая старушка в халате на скамейке, с содранной осколком стекла куском кожи на лице, белые машины МСЧ и скорой, красные – пожарных расчетов, мелькающие на циферблате цифры оперативного времени, мигающий стоп-сигналами транспортный поток… все это сливалось перед глазами в дьявольскую карусель, в безумную гонку, которую белая мышка видит из своего колеса, по которому она будет бежать и бежать.

Нет выхода…

– В торговом центре? Там же, где и вчера?

– Ты как угадал? – растерянный голос.

– Просто. Буду через полчаса, пойдет?

– Я на фудкорте. Еще в книжный загляну, а то там у тебя ни одной книжки. Что тебе купить?

– Ничего. Я скоро буду…

Безумный калейдоскоп лиц, безжалостная гонка наперегонки со временем.

Я уже решил. Ничего не будет. И не потому, что я старше ее на пятнадцать лет, не поэтому. А потому что для нее же будет лучше, если ничего не будет. У меня нет ничего, чтобы ей дать. Нет ничего, кроме грязи, крови, мерзости. И я не хочу, чтобы когда мою очередную съемную квартиру в очередной раз навесят люди с ножами и видеокамерой – чтобы там, пусть случайно – оказалась она. Этого не должно произойти, ни при каких обстоятельствах.

Можете мне не верить, но я почти не думаю о будущем. Будущего – нет, будущее – это ближайшие сорок восемь часов оперативного времени. И нет смысла загадывать дальше – все равно не угадаешь…

Поворот… ага, еще немного.

Снедаемый совестью по поводу того, что в семь часов вечера я занимаюсь лишними делами – набираю номер дежурного.

– Двадцать три. Есть что-то новое на время после восемнадцати?

– Ничего нового, активных контактов нет.

– Понял…

Все, они ушли. Легли на дно. Хрен знает, когда вынырнут.

Все. Разобраться с тем, что я натворил, затем – подыскать себе новую квартиру. Может быть, сходить в мужской клуб… и просто забыть. Одна из. Не более того. Если она будет считать меня козлом, то тем лучше для нас обоих. Она же красивая… по настоящему красивая, ее карьера ждет. А меня… меня ничего не ждет, в том то все и дело.

Автомобильный поток замедлялся из-за выезда на трассу. Я включил поворотник.

Интересно, кто все-таки был тот американец, который нас предупредил. Судя по всему, он рисковал и сильно рисковал и делал это совершенно сознательно. И не из-за денег. Видимо потому, что те, кто непосредственно сидит в окопах, да еще на одной стороне – гораздо ближе и роднее друг другу, чем ублюдочные политиканы, которые сделали вражду между народами своей профессией. Он ведь был прав…

Огромная стоянка была заполнена на две трети. Я свернул на первое попавшееся место, по дороге к выходу чтобы все обдумать и набраться смелости рубануть разом. Толкнул дверь, выбрался из машины…

А потом – я увидел группу людей… человека три или четыре в черном – они бежали со стоянки, с оружием, и были уже у самого входа в торговый центр, у самых его стеклянных дверей, которые задержат группу боевиков – как паучья сеть сможет задержать брошенное со всей силы копье…

Стоянка была большая. Очень большая, как американская стоянка – и торговый центр был как американский. Огромное сооружение для богатых, лет двадцать назад про такое и подумать было нельзя. А на родине тех, кто сейчас шел, бежал к этому торговому центру убивать людей – таких не было и сейчас, потому что у людей не было денег. Все деньги уходили на Джихад Аллаха…

Они бежали мимо машин – и люди отшатывались от них в ужасе, из рук падали сумки с продуктами и промтоварами, один мужик начальственного вида – так и рухнул в свой обтекаемый, похожий на каплю жидкого металла Мерседес, едва не обделавшись от страха. Один из террористов – хотел выстрелить – но вовремя вспомнил что нельзя.

Мы ненавидим вас. Мы ненавидим вас за то, что вы есть. Мы ненавидим вас за то, что вы такие, какие есть. Мы ненавидим вас за то, что вы смеете сытно питаться в то время как мусульманские дети умирают с голода. Мы ненавидим вас за то, что вы смеете засыпать и просыпаться в теплых постелях, в своих квартирах и домах – в то время как наши народы живут в лагерях беженцев, и предел мечтаний для них – дом с нормальным, а не земляным полом. Мы ненавидим вас за то, что вы смеете быть в безопасности, в то время как небеса над мусульманскими землями чисты и смертельно опасны. Мы ненавидим вас за то, что вы существуете. Мы ненавидим вас за то, что вы отвергли нас и не хотите ничего знать про нас, наши нужды, наши мечты, наше отчаяние. Вы думаете, что ваши системы безопасности, ваши отряды тренированных харбиев – убийц – защитят вас? Что ваш мир – никогда не соприкоснется с нашим? О нет, мы принесем смерть в ваши города, мы принесем свой ад на пороги ваших домов. И лишь тогда, когда вы станете такими же, как и мы – только тогда мы перестанем вас убивать.

Ворота были уже перед ними – стеклянные врата во чрево нового храма, имя которому – храм Харама.

Женщина, которая хотела войти – в ужасе отшатнулась, а в дверях – были мужчина и женщина. Мужчина был большой и крупный, увидев направленный на него ствол, он не растерялся и сделал попытку схватить его. И почти удачную. Он схватил один ствол и отвел его в сторону – в то время как второй террорист навел на него ствол штурмового ружья и нажал на спуск. Картечь – ударила в человека с близкого расстояния – но он устоял, он был намного крупнее и сильнее любого из террористов – и только от второго выстрела его сломало, и он повалился набок и вся его грудь и живот были разорваны, как будто их грыз дикий зверь. А женщина – холеная, средних лет, которая шла рядом с ним – вдруг открыла рот и заорала, и хотя она была женщиной, а ислам говорит, что женщин и детей убивать нельзя, даже врагов – Салим выстрелил ей в грудь и убил ее, выстрелом ее отбросило назад, и во все стороны полетели пакеты с одеждой, которые она держала. А люди, которые спешили, чтобы выйти к машинам, закричали и заметались – и тут они озверели окончательно и забыли про ислам и про правила и про все, что было до этого. Потому что были мечущиеся впереди люди, неверные, враги, они были беззащитны перед правоверными, перед воинами Аллаха – и были ружья, которые плевались картечью и убивали, уродовали, сносили свинцовым градом все перед собой. И два ружья – заговорили в унисон, опорожняя длинные магазины и наполняя адом одетый в мрамор пассаж перед ними. А через секунду к ним присоединилось третье – а вот четвертое не присоединилось, потому что со стоянки отрывистыми, резкими щелчками загремела винтовка. И шедший последним террорист, который еще не успел принести никого Аллаху – почувствовал, как в спину ударило молотком, и ноги его больше не держат…