Владимир Савченко - Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)

Тот отправляется искать и исполнять.

– Ой, дывиться, сонце яке червоне! – Это катаганская сановная дама. – И горы велыки яки!..

Верно, за интересным разговором не заметили, что оказались вместе со столом и крепостным подворьем с бассейном и розарием как под уменьшительным стеклом. Или по ту сторону призмы, радужно исказившей всё. Окрестные горы, озаренные предзакатно, поднялись выше; но небо над ними не синее, а темно-бордовое. Солнце над западным хребтом многократно увеличилось и светит кроваво-багрово.

– Это солнце в день суда. Над вами, – поясняет тот же богатый обертонами баритон с неба. – Вы думали, вам все сойдет с рук?..

– Слушай, не ввязывайся, ну их, это же ближний бой с дерьмом… – вмешивается другой голос, быстрый и деловой. – Вот вертолеты Ми-шесть повышенной комфортности – это вещь. А? Возьмем?

Если пренебречь последней деловой репликой, то во всем этом есть что-то вселенское: багрово увеличившееся солнце на фоне возвышающихся окрестных гор, голоса с неба…

Но сидящие за столами чихали на вселенскость. ТВ тоже, грят, космично: его радиоизлучение от Земли, грят, как от Юпитера… и вообще там тысячи изобретений-открытий, в которых черт ногу сломит, фу-ты ну-ты, ё-моё… а все оно наше. Взяли. Ничего этого знать не надо, даже лучше не знать. Служить и выслуживаться, ловчить и давить, как в давние времена, когда не то что ТВ, а и этого… ик! – электричества еще не было. Держаться власти, держать власть, ловчить-крутить – и все будет наше.

– Ах тааак?!! – Пьяноватый сановник выхватывает у охранника автомат. – На испуг меня брать?!! Я сам кого хошь возьму на испуг!..

И палит очередями по горам и вверх, расстреливает весь магазин.

– Ай-яй-яй!.. Ты хоть думаешь, в кого палишь!

– Хватит выступать, – властно вмешивается третий голос. – Режим ОО-ЭрЭр. Подвижную технику в пропасть…

– Кроме Ми-шестых!.. – уточняет деловой.

День текущий: 13,7507 октября,

или 14 октября, 18 час 3 мин

Десять минут спустя

То, что происходит дальше, могло быть и страшным судом, и страшным сном. Горы еще возвышаются и чернеют, расширяется, темнеет солнце, чернеет небо. Каменистый двор под ногами и окрест пировавших собирается, как простыня, охватывает их всех вместе с обслугой и охраной. Все валятся с ног, тыкаются, мечутся на четвереньках.

– Бросьте оружие, а то еще перестреляете друг друга, – советует баритон с неба; не приказывает, а советует, даже сочувствует – но звучит теперь настолько мощно, так проникает в души, что совет нельзя не исполнить. – Отшвырните подальше!

И автоматы охранников летят прочь, исчезают в «простыне тьмы». А внутри ее какое-то месиво из жирного людского мяса, движений, столкновений, визга женщин (а там все молодки – и официанточки, и новые жены или любовницы старых сановников), стоны, рык и сопение мужчин.

Потом все враз кончается. Нет упругой «простыни тьмы». Горы на месте, и небо с солнцем тоже; на месте и башенки крепости, ее двор. Кошмар длился не более минуты.

Нет пиршественного стола, он обратился в труху; нет бутылок, лишь аромат вин в лужах; нет блюд, яства чавкают под ногами. И главное, все нагие и не могут узнать друг друга! Потому что пропали не только одежды вплоть до нижнего белья, но исчезли у всех, даже у женщин, волосы. Не только на голове: гривы, шевелюры, усы, бородки, брови, баки, ресницы – на всем теле, на всех телах ни волосинки, ни в паху, ни под мышками.

Младенчески голые похожие до одинаковости взрослые; отличить можно только мужчин от женщин да еще по размерам тел и частей их: бедер, животов, рук, ног, грудей. Все перепачканные; некоторые по-младенчески укакались от ужаса и непонятности случившегося.

– Саламандры Чапека! – рокочет негромко голос. – Слушай, почему они всегда обделываются?

– Засранцы, вот и обделываются, – отвечает тот, который скомандовал «режим ОО-ЭрЭр». – Сейчас на Земле власть засранцев. Засилье их. Они ведь и друг друга боятся. А держатся вместе только потому, что остальных боятся еще больше.

– Дело не в том, – вмешивается третий, – это ж номенклатура. Жупел власти. И когда он их не прикрывает, они сразу обнаруживают свою натуру… Это мне еще батя покойный рассказывал: когда Хрущев наезжал давать им накачку на совещаниях, на которых с постов летели и даже под суд шли, – так там столько врачей дежурило. И пилюли всем чинам, и укольчики. А уж что творилось в туалетах!..

– Смотри-ка! А когда в президиумах сидят, и не подумаешь.

– Отключаемся?

– Нет, подожди. И видеокамеру включи.

А поглядеть есть на что, записать на пленку тоже.

– Ой, Степа, уидем звидси, – голосит, бьется в истерике катаганская дама-хохлушка, припав к голому толстяку. – Нас тут попалят и зарижут!

– Да я не Степа, я Вася, – отдирает ее руки, отстраняется тот. – Фу, прилипла.

– Мои ногти! – верещит другая, смотрит на растопыренные пальцы. – Я два часа позолоту наносила!..

И ни позолоты, ни ногтей. Исчезновение всего прочего на себе до этой дамы как-то еще не дошло.

Многие лезут в бассейн обмыться. Кто-то в чавкающей жиже ищет свои регалии; нашел вместо них куриную ногу – остервенело гложет, чтобы прийти в себя.

– В гардеробе должны быть халаты, – гортанно говорит голый, молодой и стройный, с кавказским носом, видимо охранник, пышной молодке, прикрывающей руками то, что невозможно прикрыть. – Пойдем, хозяйка, я провожу.

– Пойдемте, Гиви… Ох, а что это у вас так поднимается! Ого… Вы, пожалуйста, ничего такого не думайте.

– Я и не думаю. У него своя голова, он сам думает.

– Ой, ну увидят же! – А сама в нетерпении уже переступает полными ногами.

– Мы пойдем другим путем.

Они сворачивают в розарий; теперь видны наблюдающим сверху и в иной позиции. В гардероб они придут не скоро.

Напоследок полетели в пропасть «мерседесы» и «вольво»; рухнул туда же подъемный цепной мост. Два вертолета Ми-6 на площадке вдруг съежились, поголубели, засияли – и голубыми искорками упорхнули ввысь, неизвестно куда. «Саламандры» во дворе крепости метались, заламывали руки, изрыгали ругань.

– И помните, – громоподобно обратился к ним голос с неба, – у вас нет ничего своего. И не было. Даже жизни. Оставляю их вам пока… Но знайте, что кроме режима ОО-ЭрЭр есть и режим ЭсВэ.

– Кстати, об этом режиме и жизнях, – вмешался деловой голос. – Не спеши оставлять. Одну все-таки следует отнять. У того, кто открыл огонь. Стрелял с намерением убить и с уверенностью, что ему за это ничего не будет.

– Поддерживаю, – вступил третий. – А то мы их все жалеем, жалеем… Они-то никого не жалеют. Сколько уже сгубили, миллионы. Вообще, самый прямой способ прекратить стрельбу на планете – убивать того, кто выстрелил первый.