Владимир Савченко - Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)

– Что вам надо: светит и греет! – отбился Буров от упреков. – Между прочим, общее название всех солнц – «светило». А по-старославянски и вовсе «ярило».

Да и верно, грело это шаровое скопление – размытый звездный ком тех же квазисолнечных размеров – одинаково с обычными МВ-светилами. И в других казусных, сюрпризных эпизодах МВ-освещения полигона для будущего Материка посредством его техники так было; объекты-образы МВ извлекались всякие, но световой и тепловой режим не нарушался. Что вам, действительно, еще надо!

…Потом, месяц спустя, летя в вертолете, в своей жалкой попытке спасти мир, Любарский вспомнит, подумает: уже тогда стоило насторожиться, что МВ-мир в Шаре и в плане прикладном богаче наших куцых представлений. И что эта богатая реальность пролазит в каждую щель. Переигрывает их усилия. Именно ему, поставившему себе цель вникать в первичное , следовало насторожиться.

А тогда он лишь умилился: деловой торопыга Буров удачно сделал наспех то, что он, строгий профессионал, наверняка бы отсек.

Это и видно из соответствующей записи в дневнике:

Как хотите, но науку – а тем более технику – движут дилетанты. Вот если бы я был причастен к проекту солнцепровода, разве допустил бы такое «безобразие», чтоб не солнца, а редчайшие объекты Вселенной, шаровые скопления, светили и грели!? Конечно нет: раз солнца, так пусть только они и светят. Ввел бы дополнительные признаки: четкость и округлость диска, что-то еще – и привет шаровым скоплениям. А тем более светилам-галактикам.

Виктор же Федорович наш поступил не мудря, примерно так, как жэковцы, заботящиеся об отоплении домов. Главное, чтоб было тепло, чтоб люди не мерзли и не жаловались; для этого надо побольше топлива запасти. А будет ли это уголь-антрацит, или бурый, нефть или мазут – дело десятое. Важно, чтоб батареи в квартирах грели.

Так и он: настроил фотоэлементы, чтоб поскорее выхватили из окраинной очередной галактики то, что ярче других; чтоб оно светило и грело. А что оно там, как называется – дело десятое.

И спасибо ему. Я подобное шаровое скопление даже в подъемах в кабине ГиМ в Меняющуюся Вселенную ни разу не наблюдал.

Все-таки МВ-небо над полигоном – это было главное. Оно привлекало внимание всех. Оно было настоящее их суетной возни.

Лишь немногие из тех, кто работал в средних уровнях башни, а тем более в зоне и в Овечьем филиале, поднимались в кабине ГиМ в Меняющуюся Вселенную в Шаре. Большинству это было не по специальности и ни к чему. А теперь, обслуживая полигон, устанавливая там острова и оснащая их, перемещаясь – непонятно даже по чему, по упруго покачивающемуся воздуху, что ли? – на НПВ-баржах, все они видели иную Вселенную. Меняющуюся. Днями – солнца в фиолетово-темном овале в окружении звезд; ближе к сумеркам, к вечеру, К-ночами – эти звезды в невероятном изобилии (насыщенная ими, обычно центральная область «окраинной» галактики): перемещающиеся, меняющие цвет и яркость, живые. А К-утрами одна из них, самая яркая, приближалась, накалялась, росла – становилась солнцем. Работала светилом.

…И «нормальные» МВ-светила давали больше, чем от них ждали. Особенно с эллипсами «плането-орбит». (В таком наблюдении неясно было, что же более четкая реальность там: планета – или образованная ею в миллиардах оборотов около светила орбита; таким названием и примирили.) Не только темные дуги этих плането-орбит перечеркивали солнца-звезды, но и – утром, приближаясь, а иной раз и вечером, удаляясь, они показывали не то ореол, не то нимб – светящиеся эллипсы вокруг. Утренние огневые эллипсы Любарский и Климов понимали: это были размытые допланетные шлейфы, раскаленные, только отошедшие от протозвезды. А что означало превращение темной дуги орбитального эллипса планеты также в раскаленную, лучше было не задумываться.

Интересно выглядели МВ-солнца – двойные звезды. Массивная большая была размыта, ибо колебалась от шатаний около нее малой, голубой; та и вовсе размазывалась в сияющий обруч.

Дважды в МВ-небе роль солнца исполняла… соседняя МВ-галактика с ярким ядром, ближняя к окраинной; ее простоватая буровская автоматика выделяла и приближала пространственными линзами. Более того, и она засчитывалась на табло времен в «рядовые» МВ-солнца с теми же порядковыми номерами.

Но разве в этом дело?! Все работавшие на полигоне чувствовали себя и на Земле, и в иной Вселенной сразу. Это не могло быть просто работой – ради успеха, заработка, даже долга. Это была иная жизнь. Совсем иная.

Неслышный шум Вселенной проникал в души. И они становились Они.

В этот день из гор в Овечье ущелье, а из него вертолетом в НИИ доставили только два камня, сорокаметровых валуна. Хотели и третий, но возле горы вовремя заметили людей: не то туристы, не то геологи. Нельзя! Атас! Шухер! Полундра!

И под вечер разыгрался скандал. Тот же простой сакраментальный расчетик проделал Мендельзон, да еще сопоставил с «темпом», с позволения сказать, наполнения К-полигона веществом. Ни темпа не было, ни наполнения.

И уж он-то молчать не стал.

Собрали срочный координационный совет в узком кругу в трензале на К144, у бассейна. И хоть обстановка была патрицианской, древнеримской: расположились вокруг бассейна, кто в простыне, как в тоге, кто в халате, кто в плавках – остроты ситуации это не убавило. Резкости суждений тоже.

Александр Григорьевич Иерихонский теперь также выдал на-гора свои расчеты, наиболее полные; но слушали небрежно, знали. Для К-Атлантиды требовалось миллион, ну, самое малое полмиллиона кубических километров.

– Это если сравнять до уровня плато все горные хребты Евразийского материка, и то будет мало, – популярно объяснил он.

– А и кто же нам позволит их сравнять?!..

Варфоломей Дормидонтович изложил ситуацию с веществом с позиций астрофизики. По ней выходило, что вещественные тела вообще редчайшая штука во Вселенной, средняя плотность вещества убийственно мала: 3 × 10 –31грамма в кубическом сантиметре…

– Это один атом на несколько кубометров мирового пространства. Да и атом-то, как правило, самый пустяковый, водородный или гелиевый. А те, что нам нужны, те, которые в камнях и рудах, – их не во всяком кубическом километре найдешь.

– А ближе, в Солнечной?

– Что же в Солнечной! Поднимите ночью голову вверх, увидите несколько планет – искорки в океане пространства. Вот и все. В Солнце, между прочим, в сто раз больше вещества, чем во всех планетах.

– А еще поближе: Юпитер со спутниками, астероидный пояс, Марс?

– До этого «поближе» десятки и сотни миллионов километров.

– А Луна, наконец? До нее-то точно дотянемся.

– Забудьте и думать! – с несвойственной ему резкостью жестко сказал Любарский. – Забудьте и думать!