Владимир Савченко - Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)

Редактор настаивал, мотивируя, что толки и слухи все равно пойдут, замалчивание внесет в умы еще большее смятение. Страшнов покачал головой, предложил подождать, пока что-то дополнительно выяснится о Шаре.

Редактор был прав. Вернувшиеся в свои институты участники комиссии рассказали все на семинарах и в частных беседах, тем вызвав у многих шок и недоверие к действительности. Таращане тоже отнюдь не приняли обет молчания; все, что они писали и телефонировали родичам и знакомым, шло далее в многократных пересказах с искажениями и дополнениями. Поэтому наряду с достаточно верным изложением событий в плодившихся слухах фигурировала и дичь: «Таращанск провалился», «инопланетяне хотели сесть», «испытательная ракета не туда залетела», «под Таращанском заработал природный реактор» и т. п.

Шар между тем исчез из поля зрения, уплыл в атмосферу. Однако то, что значительная часть населения Катаганского края была настороже и чаще обычного с опаской посматривала в небо, помогло засечь его снова.

Обнаружили Шар на юго-западе края, в предгорье Тебердинского хребта. Почему он обосновался там, на выходе в степь Овечьего ущелья, где берет начало Коломак, бурный приток реки Катагани, вначале никто не понял. Знали лишь, что это место издавна является своего рода «кухней погоды» для края и прилегающих областей; отсюда на степные районы шли дожди, грозы, дули сильные ветры. Обнаружили там феномен не ученые, не метеорологи, даже не летчики – пастухи овцеводческого совхоза имени Курта Зандерлинга. Правда, это были не отрешенные библейские пастыри с бородами и посохами, а вполне современные парни – ингуши с мотоциклами, нейлоновыми юртами и транзисторными приемниками; они, безусловно, были в курсе таращанских событий и того, что случилось до них, а возможно, и того, что произойдет после.

…Роман наш, как, вероятно, заметил читатель, насыщен фактическим материалом. Настолько, что это ограничивает возможности автора выписывать все с художественными подробностями. А так бы хотелось живописать в духе соцреализма:

– как ясным утром пастухи освежевывают некондиционного барашка для плова на завтрак;

– как старший и славнейший среди них Мамед Керим Кербабаев, орденоносец и многоженец, смотрит, отирая нож от нежной молодой крови, на восток, а затем, встревожась, указывает другим;

– как чистый диск восходящего солнца странно искажается слева;

– как в него вминается пятно с непрозрачным ядром; оно растет, одевается кольцевой радугой, и все вокруг: сизый от росы луг, стадо серых и черных овец, юрты, сами пастухи – окрашивается радужными тонами;

– как пятно вырастает в размерах, заслоняя солнце, а оно сначала обволакивает темную сердцевину Шара слепящим кругом, затем будто отпрыгивает в сторону;

– как Шар снижается и заполняет глубины ущелья: искажаются скалистые уступы справа и слева, внезапный ветер клонит молодые дубки и буки на них в сторону ядра; некоторые ломаются, их выворачивает с корнем; с грохотом валятся камни;

– как овцы перестают жевать траву, поднимают головы, а вожак стада – баран с витыми рогами и колокольчиком…

Но от такого способа повествование разрастается явно за пределы возможностей автора – и не столько по написанию, сколько по изданию романа. Поэтому вернемся к лаконичному стилю.

Похоже было, что Шар выбрал Овечье ущелье под постоянное жительство: он исчезал к ночи и возвращался сюда на следующее утро. После второго его визита пастухи по рации сообщили в совхоз, после третьего (это было 11 октября) директор позвонил в Катагань – и три часа спустя к Овечьему ущелью подлетел вертолет. На борту его были секретарь крайкома Страшнов и двое участников таращанской комиссии: профессор Трещинноватов и руководитель лаборатории атмосферного электричества в Институте электростатики А. И. Корнев – тот, что остался при особом мнении.

Бурный Коломак, неся воды высокогорных ледников в степь, за миллионы лет пропилил в горном кряже щель с крутыми боками высотой в сотни метров. На исходе она расширялась, стены снижались и становились пологими, уступчатыми; дно ущелья, по которому шумел поток, переходило в пойменный луг.

Они еще с воздуха, издали заметили Шар: он уютно устроился впритык к расступившимся склонам ущелья. На подлете машину дважды сильно тряхнуло; летчик решил не облетать Шар, как намеревались вначале, а сесть и запросить метеосводку по району полета. Приземлились километрах в четырех от Шара, неподалеку от юрт.

Подошедшие пастухи рассказали, как сегодня Шар при опускании устроил небольшой обвал в ущелье, изменил течение Коломака; опустился он не так низко, как вчера. Прилетевшие рассматривали феномен в бинокль. Шар висел под тучами, которые все сгущались, обещая затяжную осеннюю грозу, над плоско растекшимся потоком. Верхняя часть сгустка достигала туч. Справа и слева искривленными зазубринами выгибались стены ущелья.

Шар не висел неподвижно, слегка ерзал – колыхался то вверх, то чуть вниз, вправо, влево. Это было заметно по меняющимся контурам скал и уступов в ущелье. Кроме того, от каждого его движения сюда передавались мягкие, но внушительные толчки воздуха – вроде ударных волн от далеких неслышных взрывов.

Ерзанья Шара и толчки воздуха вызвали настороженность прилетевших: а не рванет ли он этак сюда, на них? Куда тогда денешься?.. Но пастухи и овцы вели себя спокойно – привыкли. Непонятно было, какие силы управляют этим пространственным феноменом, заставляют его танцевать. Не ветер – потому что ветер ровно и сильно дул с запада, а Шар метался в разных направлениях.

«Может, тучи?» – подумал Корнев, заметив, что снизившийся облачный слой не проник в Шар, а выпячивается над его макушкой, обтекает сверху. Угадывалось в шевелениях Шара некое соответствие с чередованием туч над ним: он то будто тянулся к приближающейся туче, то отдалялся от следующей.

– Ну как живой, – задумчиво молвил Страшнов.

– Живой? – встрепенулся профессор Трещинноватов. – Со своей свободой воли, хотите вы сказать? Да, похоже.

– Уж вы сразу: похоже! – с неудовольствием взглянул на него секретарь. – Давайте поглядим, подумаем.

Смотреть и думать помешал поливший дождь. Накинули плащи, раскрыли зонты. Позади затрещал заведенным мотором вертолет. К секретарю крайкома приблизился нервничающий пилот:

– Сводка неблагоприятная, уходить надо от грозы, товарищ Страшнов. Иначе можем застрять.

– Нет, но подождите, какие выводы? – досадливо поморщился тот. – Что же мы, прилетели-улетели – и все?

– Наблюдать надо – вот какие выводы, – сказал Трещинноватов. – Кому-то надо остаться и наблюдать.

Корнев, размышлявший, глядя на Шар, что правильно отказался подписать вместе с Мендельзоном второе особое мнение, будто внутри Шара большие массы: какие массы, если он так шарахается из стороны в сторону неизвестно отчего, пляшет между тучами и землей! – краем уха услышал последние слова профессора.