Рик Янси - 5-я волна

Может, я и последняя, но я не червяк. Я стою прямо, и я способна повернуться лицом к безликому преследователю, который прячется в лесу у пустынного шоссе.

Потому что если я последняя — значит я и есть человечество.

А если это последняя битва человечества, то я — поле битвы.

Зовите меня Зомби.

Болит все — голова, руки, ноги, спина, живот, грудь. Даже моргать больно. Так что я стараюсь не двигаться и поменьше думать о боли. Я стараюсь поменьше думать, точка. В последние три месяца я насмотрелся на зараженных, поэтому знаю, что меня ждет: весь организм, начиная с мозга, превратится в жижу. «Красная смерть» превращает твои мозги в пюре, а потом принимается за оставшиеся внутренности. Ты не понимаешь, где ты, кто ты, что ты. Ты превращаешься в зомби, в ходячего мертвеца. Это если еще можешь ходить. Но ходить ты уже не можешь.

Я умираю. В этом нет никаких сомнений. Семнадцать лет, а вечеринка уже окончена.

Короткая была вечеринка.

Полгода назад моей главной заботой был экзамен по химии, а потом надо было найти работу на лето, хорошо оплачиваемую работу, чтобы восстановить движок моего «корвета» шестьдесят девятого года. Естественно, когда появился корабль-носитель, он переключил на себя часть моих мыслей, но вскоре интерес ослаб. Я, как все, смотрел новости и тратил кучу времени на забавные видео по этому поводу в YouTube. Все это происходило где-то далеко и меня не касалось.

Со смертью та же беда. Ты думаешь, что с тобой это не случится… пока это с тобой не случается.

Я знаю, что умираю. Никто не должен сообщать мне это известие.

Крис, парень, который делил со мной палатку до того, как я заразился, все равно решил взять на себя эту миссию.

— Чувак, похоже, ты умираешь, — сказал он, сидя на корточках у входа в палатку.

Он прижимал к носу грязную тряпку и смотрел на меня круглыми немигающими глазами.

Крис пришел меня проведать. Он лет на десять старше — похоже, относится ко мне как к младшему брату. А может, Крис пришел проверить, жив ли я, он отвечает за избавление от трупов в нашей части лагеря. Костры горят и днем и ночью. Днем лагерь беженцев вокруг базы Райт-Паттерсон тонет в густом удушливом тумане. Ночью пламя костров окрашивает дым в темно-красный цвет, и кажется, сам воздух кровоточит.

Я игнорирую замечание Криса и спрашиваю, нет ли новостей из Райт-Паттерсона. После атаки на побережье вокруг базы вырос целый палаточный городок, и там сейчас режим строгой изоляции. База закрыта — ни войти, ни выйти. Они пытаются сдержать «красную смерть». Так нам говорят. Время от времени хорошо вооруженные солдаты в защитных костюмах вывозят через главные ворота питьевую воду и продукты. Они говорят нам, что все будет нормально, а потом сматываются обратно. Мы вынуждены сами о себе заботиться. Нам нужны лекарства. Они говорят, что нет лекарства от чумы. Нам нужна санитария. Они раздают лопаты, чтобы мы выкопали канавы. Нам нужна информация.

Что, черт возьми, происходит?

Они говорят, что не знают.

— Они там ничего не знают, — сообщает мне Крис.

Он худой, как дистрофик, лысеет. Был бухгалтером, пока атаки не сделали бухгалтерию анахронизмом.

— Никто ничего не знает. Только слухи, которые все пересказывают друг другу, как новости. — Крис посмотрел на меня и сразу отвел взгляд, как будто мой вид причинил ему боль. — Хочешь, расскажу самые свежие?

Вообще-то нет.

— Конечно.

Это чтобы он посидел еще немного. Я знаю парня всего месяц, но других знакомых у меня не осталось. Лежу на старой походной койке в палатке с видом на серое небо. Мимо в клубах дыма проплывают силуэты, смутно напоминающие человеческие. Совсем как в фильмах ужасов. Иногда я слышу крики или плач, но мне не с кем поговорить.

— Чума — не их, она наша, — говорит Крис. — Утечка из секретной лаборатории после отключения электричества.

Я кашляю. Крис морщится, но не уходит. Он ждет, когда у меня закончится приступ кашля. Где-то на пути из прошлого в настоящее он потерял линзу от очков, и теперь левый глаз постоянно щурится. Крис хочет уйти и хочет остаться. Мне знакомо это чувство.

— Ирония судьбы, — задыхаясь, говорю я и чувствую привкус крови.

Крис пожимает плечами. Ирония? Иронии больше нет. Или ее стало так много, что теперь это слово для нее не годится.

— Это не наше. Только подумай об этом. Первые две атаки прогнали выживших с берега. Они устроили себе лагеря типа нашего. Большие скопления людей — отличная почва для распространения вируса. Миллионы фунтов человеческой плоти в одном месте — это же так удобно.

Гениально.

— Поднесли себя на блюдечке, — говорю я со всей иронией, на какую способен.

Я не хочу, чтобы Крис уходил, но и слушать его не хочу. Порой он пускается в разглагольствования и так расходится, что не может остановиться. Крис из тех парней, которые по любому поводу имеют свое мнение. Но что-то происходит, когда те, с кем ты знакомишься, умирают в течение нескольких дней. Ты становишься не слишком разборчивым и приобретаешь способность не замечать дефекты. Ты прощаешь личные заскоки, например, тебя может тошнить от вранья, но не выворачивает наизнанку.

— Они знают, как мы думаем, — говорит Крис.

— Как ты можешь знать, что они знают?

Я злюсь. Сам не понимаю почему. Наверное, завидую. Мы жили в одной палатке, пили одну и ту же воду, ели одну и ту же еду, но умираю только я, а не оба. Что в нем такого особенного?

— А я и не знаю, — скороговоркой отвечает Крис. — Единственное, что знаю, это то, что я больше ничего не знаю.

Где-то вдалеке раздается стрельба. Крис даже не реагирует. В лагере часто стреляют. Палят по птицам, отпугивают шайки воров. Некоторые выстрелы сигнализируют о самоубийстве — на конечной стадии можно показать чуме, кто здесь босс. Когда я только пришел в лагерь, мне рассказали о женщине, которая решила не ждать «четвертого всадника» и убила своих троих детей, а потом и себя. Я все никак не могу понять, это смелость или глупость. А потом перестал ломать голову. Кого волнует, какой была та женщина, если теперь она мертвая?

Крису больше не о чем мне рассказывать, и он явно собирается свалить. Как и большинство незараженных, Крис постоянно ждет, когда упадет второй ботинок [7] Поговорка «ждать, когда упадет второй ботинок» означает ждать события, которое произойдет вследствие другого события, и тревожиться по этому поводу. .

Першит в горле — от дыма или… Болит голова — от недосыпа, от голода или… Это тот момент в игре, когда ты посылаешь мяч, а боковым зрением видишь, как на тебя на полной скорости несется лайнбекер весом двести пятьдесят футов. Только этот момент длится до бесконечности.