Рик Янси - 5-я волна

— Я хочу моего мишку! — кричит Сэмми. — Я хочу папу и Кэсси, я хочу домой!

Рядом возникает доктор Памела. Ее добрые глаза светятся пониманием. Она знает, что чувствует Сэмми. Доктор говорит ему, какой он храбрый и умный, — молодчина, что сумел пройти так далеко. Последний тест он выдержал на отлично. Он абсолютно здоров и в полной безопасности. Все худшее позади.

— Папа всегда так говорил, когда что-нибудь плохое случалось, а потом все становилось еще хуже, — захлебываясь слезами, лепечет Сэмми.

Ему приносят белый комбинезон. Он похож на летчицкий, сделан из гладкой ткани и с молнией впереди, только велик Сэмми и рукава приходится подвернуть.

— Сэмми, догадываешься, почему ты так важен для нас? — спрашивает доктор Памела. — Потому что ты — наше будущее. Без тебя и всех других детей у нас нет шанса их победить. Вот для чего мы вас искали, нашли и привезли сюда. Вот для чего мы все это делаем. Ты ведь знаешь, они нам сделали кое-что очень плохое, даже страшное. Но это еще не самое худшее, это не все, что они с нами сделали.

— А что еще они сделали? — шепотом спрашивает Сэмми.

— Правда хочешь знать? Могу показать тебе, но только если ты этого хочешь.

В той белой комнате он заново пережил смерть мамы: вдыхал запах ее крови, смотрел, как папа смывает с рук ее кровь. И вот теперь доктор говорит, это еще не самое плохое из того, что сделали иные.

— Да, я хочу знать, — говорит Сэмми.

Доктор показывает серебряный диск, которым медсестра мерила ему температуру; такой же в автобусе Паркер прикладывал к его лбу и ко лбу Меган.

— Это не термометр, Сэмми, — говорит доктор Памела. — Он действительно измеряет, но не температуру. Он показывает нам, кто ты. Или, наверное, лучше сказать — что ты. Ответь мне, пожалуйста, Сэм. Ты уже видел кого-нибудь из них? Хоть одного инопланетянина?

Сэмми отрицательно трясет головой. Он сидит на небольшом смотровом столе, поджав ноги, и дрожит в своем белом комбинезоне. Его подташнивает, у него болит голова, он голоден и очень устал. Хочется крикнуть: «Хватит! Я не хочу этого знать!», но он закусывает губу и молчит. Он не хочет знать, но он должен узнать.

— Мне тяжело это говорить, но ты видел. — У доктора тихий и печальный голос. — Мы все видели. Мы ждали их появления со дня Прибытия, но правда в том, что они уже очень давно были здесь, прямо у нас под носом.

Сэмми трясет головой: доктор Памела ошибается, он ни одного не видел. Он часами слушал папины рассуждения о том, на кого они могут быть похожи. Папа говорил, что люди могут так и не узнать, как выглядят иные. Они не посылали сигналы, не высаживались на Землю; кроме серо-зеленого корабля-носителя на орбите и дронов ничто не говорило об их присутствии. Почему доктор Памела уверена, что он видел кого-то из них?

Доктор протягивает ему руку:

— Если хочешь посмотреть, я могу показать.

Бен Пэриш мертв.

Я по нему не скучаю. Бен был слабаком, размазней, нытиком.

Зомби не такой.

Зомби — противоположность Бена. Зомби — жесткач. Зомби — крутизна. Зомби холоден, как лед.

Зомби появился на свет, когда я вышел из палаты для выздоравливающих и поменял тонкую пижаму на синий комбинезон. Мне выделили койку в десятой казарме. Трехразовое питание и зверская физическая подготовка загнали меня обратно в форму. Но главную роль сыграл Резник, старший инструктор полка по строевой подготовке. Он уничтожил Бена Пэриша, разобрал на миллион деталей, а потом собрал из них Зомби — безжалостную машину для убийства, то есть меня теперешнего.

Не поймите неправильно: Резник — жестокий, холодный подонок с наклонностями садиста, и я каждую ночь, засыпая, придумываю разные способы его убить. С самого первого дня он решил, что его миссия — сделать мою жизнь невыносимой, и, надо сказать, он в этом преуспел. Он давал мне оплеухи, бил под дых, толкал, пинал, плевал в меня. Он надо мной насмехался, передразнивал, орал так, что у меня звенело в ушах. Заставлял часами стоять под ледяным дождем, драить казарму зубной щеткой, до содранных в кровь пальцев разбирать и собирать винтовку, бегать, пока ноги не превращались в студень… ну, вы понимаете.

Я не понимал. Сначала не понимал: он делает из меня солдата или хочет убить? Одно время я склонялся ко второму варианту. А потом понял — и то, и другое. Резник пытался меня убить, это был его способ сделать из меня солдата.

Приведу только один пример. Одного будет достаточно.

Утренняя зарядка во дворе. На плацу все подразделения полка, больше трехсот солдат, и Резник выбирает это время для моего публичного унижения. Я отжимаюсь семьдесят восьмой раз. Резник нависает надо мной — ноги широко расставлены, уперся руками в колени. Его лицо рядом с моим.

— Рядовой Зомби, у твоей матери были дети, которые выжили?

— Сэр! Да, сэр!

— Держу пари, когда ты родился, она посмотрела на тебя разок и сразу попыталась запихнуть обратно!

Он ставит ногу в черном ботинке на мой зад и придавливает меня к земле. Моя группа отжимается на кулаках на асфальтовой дорожке, которая огибает двор. Земля промерзла, асфальт впитывает кровь — не так скользко. Резник хочет, чтобы я сдался, не дотянув до ста. Я поднимаю туловище с его ногой на моей заднице. Нет, я не начну сначала. Только не перед всем полком. Я чувствую, что новобранцы наблюдают за мной. Они ждут моего неизбежного поражения. Ждут, когда победит Резник. Резник всегда побеждает.

— Рядовой Зомби, ты считаешь, что я ничтожество?

— Сэр! Нет, сэр!

У меня горят мышцы, костяшки кулаков ободрались об асфальт. Я наращиваю мускулатуру, но верну ли я обратно свою душу?

Восемьдесят восемь. Восемьдесят девять. Еще немного.

— Ты меня ненавидишь?

— Сэр! Нет, сэр!

Девяносто три. Девяносто четыре.

Кто-то из другой группы шепчет:

— Кто этот парень?

Кто-то еще, по голосу девушка, отвечает:

— Его зовут Зомби.

— Ты убийца, рядовой Зомби?

— Сэр! Да, сэр!

— Ты ешь мозги инопланетян на завтрак?

— Сэр! Да, сэр!

Девяносто пять. Девяносто шесть.

Во дворе гробовая тишина. Я не единственный новобранец, который его ненавидит. Наступит день, когда кто-нибудь из нас обыграет Резника на его собственном поле.

— Дерьмо собачье! Я слышал, ты трус. Я слышал, ты боишься драться.

— Сэр! Нет, сэр!

Девяносто семь. Девяносто восемь.

Еще два, и я победил. Я слышу, как та же девушка — она, наверное, стоит рядом — шепчет:

— Давай же.

На девяносто девятом жиме Резник придавливает меня пяткой. Я падаю на грудь, щека касается твердой утрамбованной земли. Его одутловатое лицо всего в дюйме от моего. Я смотрю в его бесцветные глазки.

Девяносто девять. Оставался только один жим. Мразь.