Рик Янси - 5-я волна

Митчелл был прав: иные сделали остановку у нас на орбите не для того, чтобы сказать «Привет!».

В канун Первой волны известный физик-теоретик, один из умнейших парней на планете (именно такой титр появился в кадре над его говорящей головой: «Один из умнейших парней на планете»), вещал на канале Сиэнэн. Этот умнейший парень сказал: «Меня не воодушевляет это молчание. Боюсь, нас скорее ждет нечто сравнимое с прибытием в Америку Христофора Колумба, чем эпизоды из «Близких контактов». А ведь всем нам известно, чем для коренных американцев обернулась высадка Колумба».

Я повернулась к папе и сказала:

— Надо бросить в них ядерную бомбу.

Чтобы папа услышал, мне пришлось повысить голос. Дело в том, что папа, когда смотрел новости, всегда увеличивал громкость, чтобы их не заглушал любимый мамин канал Тиэлси, который она смотрела на кухне. Я называла это «войной пультов».

— Кэсси!

Папа был шокирован моим заявлением. Это я поняла, когда увидела, что он поджимает пальцы в белых спортивных носках. Он вырос на «Близких контактах», «Инопланетянине» и сериале «Звездный путь», то есть на идее, что другие заявятся, чтобы освободить нас от самих себя. Больше не будет голода, не будет войн. Они уничтожат все очаги инфекций. Нам откроются секреты космоса.

— Неужели ты не понимаешь? Возможно, благодаря им мы совершим новый шаг в нашей эволюции. Огромный скачок в будущее. Грандиознейший скачок. — Папа положил руку мне на плечо. — Нам очень повезло, что мы дожили до этого события. — И после этой пылкой тирады он добавил, как будто объяснял мне, как починить тостер: — Кроме того, ядерная бомба не способна нанести вред в вакууме. Там не может быть ударной волны от взрыва.

— Значит, этот умник из телевизора нес хрень собачью?

— Следи за языком, Кэсси, — приструнил меня папа. — Умник имеет право на свое мнение. Это его личное мнение, не более того.

— А что, если он прав? Что, если эта штука, там наверху, вроде «Звезды смерти»?

— Преодолеть половину Вселенной только для того, чтобы взорвать нас всех? — Папа похлопал меня по коленке и улыбнулся.

Мама в кухне прибавила звук в телевизоре. Папа в гостиной довел громкость до уровня «двадцать семь».

— Согласна, но как же тогда эти межгалактические орды, о которых ты рассказывал? — спросила я. — Может, они все-таки явились завоевать нас, загнать в резервации, поработить…

— Кэсси, — сказал папа, — если что-то может произойти, еще не факт, что оно произойдет. В любом случае сейчас мы можем только выдвигать предположения. Я, ты, этот парень. Никто не знает, ради чего они прилетели в такую даль. Так почему бы не предположить, что с благородной целью — спасти нас?

Через четыре месяца папа погиб.

Он ошибался в своих предположениях. И я ошибалась. И один из умнейших парней на планете тоже.

Целью иных не было наше спасение. Они не собирались порабощать нас или загонять в резервации.

Они собирались нас уничтожить.

Всех до одного.

Я долго решала, когда идти — в светлое или темное время суток. Если не хочешь столкнуться с иными, лучше идти ночью. Но если хочешь заметить дрон раньше, чем он заметит тебя, то лучше передвигаться днем.

Дроны появились под конец Третьей волны. Тускло-серые сигарообразные летательные аппараты беззвучно скользили в тысяче футов над землей. Иногда они проносились без задержки, иногда кружили, как грифы. Они могли менять угол полета и внезапно останавливаться, в секунду сбрасывая сверхзвуковую скорость до ноля. Так мы поняли, что они инопланетного происхождения.

А то, что они беспилотные, мы поняли, когда один из них разбился в двух милях от нашего лагеря. Он прорвал звуковой барьер и с пронзительным визгом спикировал. Когда он врезался в невозделанное кукурузное поле — бу-бумс! — земля вздрогнула у нас под ногами. К месту катастрофы отправилась разведгруппа. Ну ладно, не группа, мой папа и Хатчфилд, парень, который был в нашем лагере за главного. Вернувшись, они сообщили, что эта летающая штука пуста. Откуда такая уверенность? Пилот ведь мог катапультироваться. Папа сказал, что аппарат набит всякими приборами, там просто нет места для пилота.

— Если только они не два дюйма ростом, — сказал он нам.

Все посмеялись всласть. Почему-то мысль о том, что иные похожи на двухдюймовых Добываек [2] Добывайки — крошечные человечки, которые живут рядом с обычными людьми, герои телефильма по мотивам одноименного романа Мэри Нортон. , делала ужас менее ужасным.

Я решила, что буду идти днем. Одним глазом поглядывать на небо, а другим на землю. И я на ходу мотала головой во все стороны, как фанатка на рок-концерте, пока меня не затошнило.

К тому же беспилотники не единственная опасность, которая грозит при передвижении в ночное время. Еще есть одичавшие собаки, койоты, медведи и волки, которые пришли со стороны Канады, может, даже сбежавший из зоопарка лев или тигр.

И я действительно считаю, что при столкновении с иными днем у меня будет больше шансов, пусть и ненамного. Или даже при столкновении с человеком, если кроме меня кто-то еще остался. Я ведь могу наткнуться на уцелевшего соплеменника, который решит расправиться со мной так же, как кто-то расправился с тем солдатом.

Это ставит передо мной вопрос выбора лучшего способа действий. Стрелять без предупреждения? Или ждать, когда противник сделает первый ход, который вполне может оказаться смертоносным? Я уже не в первый раз чертыхаюсь из-за того, что мы до появления пришельцев не разработали какой-нибудь пароль — тайное рукопожатие или что-нибудь в этом роде, что помогло бы хорошим ребятам узнавать друг друга. Мы не имели возможности предугадать точную дату появления инопланетян, но разве не допускали, что подобное рано или поздно случится?

Трудно готовиться к чему-то, когда это что-то совсем не то, к чему ты готовишься.

Постараюсь засечь их первой, решила я. Надо прятаться. — Не лезть на рожон. Больше никаких солдат с распятиями!

День выдался солнечный и безветренный, но холодный. На небе ни облачка. Я иду, вращая головой, рюкзак бьет по лопатке, а винтовка по второй. Я шагаю по внешнему краю разделительной полосы между полосами южного и северного направления, останавливаюсь через каждые несколько шагов и резко оборачиваюсь узнать, что происходит за спиной. Так продолжается час, второй, а я прошла не больше мили.

Брошенные машины, пробки из мятой жести, стеклянное крошево, сверкающие под октябрьским солнцем, разбросанный по разделительной полосе мусор. Горы мусора заросли травой, полоса сплошь в буграх. Все это ужасно, самое ужасное — тишина. От этой тишины у меня мурашки бегают по коже.

Гул исчез.