Питер Страуб - Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит [сборник, litres]

Если бы Ди сказал мне хоть что-нибудь, когда я его нагнал, клянусь, я бы вышиб ему зубы. Но он молча бежал между деревьев, отыскивая путь, и я следовал за ним. Я чувствовал себя так, будто меня только что лягнула лошадь. Выйдя на тропу, мы перестали прятаться – просто побежали со всех ног, словно за нами гнались бешеные собаки. Оказавшись на Меридиан-роуд, мы продолжали бежать, пока хватило сил.

Схватившись за бок, Ди пошатнулся. Остановился, сорвал костюм и улегся у дороги, тяжело дыша. Я устал не меньше него, и стоял, согнувшись. Переведя дух, я побрел дальше. Ди пришел в себя и догнал меня. Он пошел рядом, то и дело поглядывая на меня, но тут же отводя взгляд.

– Что? – спросил я.

– Я знаю ту леди, – сказал Ди.

Еще бы ему не знать, Мэри Рэндолф была его соседкой. Я даже не стал отвечать, лишь фыркнул, а потом напомнил, что Мэри не видела его лица. Только мое.

– Да не Мэри, – сказал Ди. – Другую.

Он знал мертвую женщину? Это еще больше усугубляло наше положение. Лучше бы было, если бы такая женщина не входила в число знакомых Ди Спаркса, особенно если она умерла в Задворках. Я уже начал прикидывать, скольких людей линчуют, и кого именно.

Тут Ди сказал, что я тоже ее знаю. Я остановился и посмотрел ему в глаза.

– Мисс Эбби Монтгомери, – сказал он.

На День Благодарения и Рождество она приносила в нашу церковь еду и одежду.

Ди был прав. Я не помнил ее имени, но пару раз встречал ее с полными ветчины и курятины корзинами и коробками с одеждой в церкви папаши Ди. Думаю, ей было лет двадцать. Настоящая красавица, от одного взгляда на нее хотелось улыбаться. Она была из богатой семьи, жила в большом доме на самой вершине Миллерс-Хилл. Я решил, что какой-то мужчина посчитал, что такой девушке не пристало водиться с цветными, и решил вопрос радикальным способом. Это значило, что ответственность непременно ляжет на нас, и наша следующая встреча с людьми в белых простынях произойдет куда раньше Хэллоуина.

– Долго же он ее убивал, – сказал я.

– Она не мертва, – ответил Ди.

Что он хотел этим сказать? Я же видел девушку. Видел лужи крови. Он что, думал, что после такого она как ни в чем не бывало встанет и пойдет? Или Мэри Рэндолф воскресит ее с помощью колдовства?

– Думай, что хочешь, – сказал Ди. – Эбби Монтгомери жива.

Я едва не выпалил, что видел ее призрак, но решил, что Ди не заслужил столь интересных подробностей. Этот болван даже собственным глазам не верил. Ему было не понять, что испытал я, когда увидел эту несчастную… Он прибавил шаг, обогнав меня, как будто стыдясь. Я чувствовал то же самое, и не возражал. Я сказал ему, что нельзя никому говорить о том, что мы видели, и он согласился. Больше мы не сказали друг другу ни слова. Всю дорогу Ди Спаркс держал рот на замке и смотрел только вперед. Когда мы добрались до поля, он обернулся, будто желая что-то сказать, но промолчал и через мгновение бросился бежать. Он просто убежал от меня. Я провожал его взглядом, пока он не скрылся за магазином, и в одиночестве отправился домой.

Мама задала мне хорошую трепку за мокрую и грязную одежду, а братья смеялись надо мной и спрашивали, кто поколотил меня и отобрал все конфеты. Я отправился спать как только смог, натянул одеяло на голову и закрыл глаза. Чуть позже мама зашла спросить, что случилось. Подрался с Ди Спарксом? Мама всегда считала, что Ди Спаркс кончит свои дни на виселице, и что мне не мешало бы обзавестись друзьями получше. А я ответил: «Мама, мне надоело стучать на барабанах, хочу играть на саксофоне». Она удивилась, но сказала, что обсудит это с папой – вдруг что и получится?

Следующие пару дней я ждал громких новостей. В пятницу я пошел в школу, но на уроках никак не мог сосредоточиться. Мы с Ди Спарксом даже не обменялись кивками при встрече – просто прошли мимо друг друга, словно каждый из нас был невидим для другого. На выходных я сказался больным и целыми сутками валялся в постели, ожидая, когда на мою голову обрушится вихрь неприятностей. Я думал, расскажет ли Эдди Граймс о том, что видел меня, ведь когда в деле появляется труп, сперва идут к Эдди.

Но в выходные ничего не произошло, и всю следующую неделю тоже. Я решил, что Мэри Рэндолф зарыла белую девушку где-нибудь в Задворках. Но как долго могла пропадать девушка из богатой семьи, прежде чем ее объявят в розыск? Кроме того, что там вообще делала Мэри Рэндолф? Повеселиться она любила, но была не из тех безумных баб, что носили бритвы за пазухой. По воскресеньям она посещала церковь, была вежлива к соседям и добра к детям. Может, она хотела утешить ту несчастную девушку, но откуда она узнала, где ее искать? Девушки вроде мисс Эбби Монтгомери с Миллерс-Хилл не делились планами с женщинами вроде Мэри Рэндолф из Темного района. Я не мог забыть то, как она смотрела на меня, но и не мог понять, что она хотела сказать своим взглядом. Чем больше я думал, тем сильнее мне казалось, что Мэри Рэндолф пыталась передать мне какое-то послание, но какое? «Ты готов?». «Ты понимаешь, что происходит?». «Будь осторожен?».

Отец разрешил мне учиться игре на до-саксофоне [29] До-саксофон, он же си-мелоди саксофон – тенор-саксофон в строе до, изначально предназначенный для симфонических оркестров. Фактически вышел из моды в 1930-е годы, с тех пор не производится. . На барабаны должен был перейти мой младший брат, но лишь тогда, когда я смогу играть на саксофоне достаточно хорошо, чтобы выступать на публике. Как выяснилось, брат всегда мечтал играть на барабанах, он и до сих пор на них играет. Из него вышел отличный ударник. Я начал заниматься, после школы сразу возвращался домой, и все шло своим чередом – кроме того, что мы больше не дружили с Ди Спарксом. Если полиция и вела поиски пропавшей богачки, я об этом ничего не слышал.

И вот как-то в субботу я шел в магазин, и столкнулся с Мэри Рэндолф у ее дома. Увидев меня, она внезапно замерла, не выпуская дверную ручку. Я тоже удивился и не сразу сообразил, что делать. Должно быть, ей показалось, что я на нее пялюсь, и она взглянула на меня так, будто просвечивала рентгеном. Не знаю, что такого увидела Мэри Рэндолф, но ее напряженное лицо расслабилось, она отпустила дверь и перестала сверлить меня взглядом. «Мисс Рэндолф», – поприветствовал я ее, и она сказала, что ждет не дождется нашего выступления на танцах в пивном саду через две недели. Я сказал ей, что буду играть на саксофоне, она что-то ответила, но все это время мне казалось, что мы одновременно ведем два разговора: один обо мне и нашем ансамбле, и другой, тайный, о Мэри Рэндолф и убитой в Задворках белой девушке. Я волновался так, что путал слова. Наконец Мэри Рэндолф сказала, чтобы я передавал привет папе, и я отправился дальше по своим делам.