Питер Страуб - Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит [сборник, litres]

– А их семейный ансамбль тогда еще существовал?

– Нет. По правде говоря, в конце сороковых их популярность сошла на нет. Им даже приходилось приглашать саксофониста и ударника из школьного ансамбля. К тому же у отца Шляпы много времени отнимала служба в церкви.

– Он был кем-то вроде дьякона?

Хоуз удивился.

– Нет, Индеец был баптистским пастором. Настоятелем. Он управлял церковью, а может, даже сам ее и основал.

– Шляпа говорил, что его отец играл в церкви на пианино, но…

– Если бы не церковное служение, из настоятеля вышел бы блестящий блюзовый пианист.

– Значит, у них там была еще одна баптистская церковь, – пробормотал я, не находя другого объяснения существованию сразу двух баптистских пасторов. Но почему Шляпа утаил, что его собственный отец тоже был священником, как и отец Ди Спаркса?

– Шутите? Там одну-то содержать не на что было, – Хоуз взглянул на часы, кивнул и двинулся к своим музыкантам.

– Можно последний вопрос?

– Давайте, – ответил он нетерпеливо.

– Шляпа казался вам суеверным?

Хоуз улыбнулся.

– Еще каким суеверным. Он говорил, что никогда не выступает на Хэллоуин, и даже из номера не выходит. Поэтому он ушел из биг-бэнда. Их концертный тур начинался на Хэллоуин, и Шляпа отказался выступать. Просто взял и ушел, – Хоуз склонился ко мне. – Расскажу вам еще кое-что занятное. Мне всегда казалось, что Шляпа до смерти боится отца. Думаю, он приглашал меня в Хэтчвилл, чтобы я был между ними своего рода посредником. Я всегда недоумевал по этому поводу. Да, Индеец был здоровым стариканом, и в молодости наверняка тем еще бабником, будь он хоть трижды священник, но я никак не мог понять, почему Шляпа его боится. Стоило Индейцу появиться, как Шляпа тут же замолкал. Забавно?

Вид у меня, должно быть, был совсем ошалелый.

– Вы сказали Хэтчвилл?

– Да, Хэтчвилл, Миссисипи. Это недалеко от Билокси. Там они жили.

– Но Шляпа сказал…

– Шляпа редко отвечал на вопросы откровенно, – сказал Хоуз. – И всегда ценил увлекательные истории выше правдоподобных. С чего бы ему вести себя иначе? Это же Шляпа.

Прослушав второй сет, я вернулся в отель. Длинная история Шляпы вновь не давала мне покоя. Была ли в ней хоть толика правды?

Три недели спустя я пораньше освободился с собрания в чикагском офисе нашей компании, и вместо того, чтобы отправиться с другими постоянно разъезжающими сотрудниками в бар, я наврал, что должен встречать дома родственников. Мне не хотелось признаваться коллегам, которые как истинные деловые мужчины предпочитали активные развлечения вроде выпивки, ракетбола и хождения по бабам, что я собираюсь в библиотеку. Перерыть подборку периодических изданий – лучший способ найти истину в истории Шляпы, не считая, разумеется, поездки в Миссисипи. Годы, проведенные в Колумбийском университете, не пропали зря – я все еще прекрасно умел находить интересующую меня информацию.

Паренек-библиотекарь провел меня к компьютеру и предоставил доступ к архивным микропленкам с полной подборкой ежедневных газет Билокси и Хэтчвилла за годы, когда Шляпе было десять-одиннадцать лет. Всего там издавалось три газеты, две в Билокси и одна в Хэтчвилле, но мне не нужно было перечитывать их все – меня интересовали лишь номера с конца октября по середину ноября. Я искал любые упоминания Эдди Граймса, Элинор Мандей, Мэри Рэндолф, Эбби Монтгомери, семьи Шляпы, Задворок и людей по фамилии Спаркс.

В «Хэтчвилл Блейд», бульварного типа газетенке, печатавшейся на розоватой бумаге, все эти имена и названия встречались регулярно. В газетах из Билокси их тоже хватало – тамошние жители не могли скрыть за маской ужаса то удовольствие, что их коллективный разум получил от невообразимых событий, случившихся в маленьком и казавшемся респектабельным городке по соседству. Билокси был ошеломлен, возмущен и повергнут в ужас. Хэтчвиллская пресса держалась с достоинством и сдержанным оптимизмом: за любое преступление последует возмездие – неважно, официальное или неофициальное. Хэтчвилл был потрясен, но не склонял головы (или, по меньшей мере, делал вид), а вот Билокси лишь хорохорился. «Блейд» освещал события подробно, а вот заметки в газетах Билокси не сходились с хэтчвиллской версией событий. Без материалов из Хэтчвилла невозможно было ни подтвердить, ни опровергнуть историю Шляпы, но приблизили к ее пониманию меня как раз заметки из Билокси.

Чернокожий преступник-рецидивист Эдвард Граймс каким-то образом убедил или силой принудил Элинор Мандей, умственно отсталую белую девушку, отправиться с ним в место, описываемое как «давно пользующееся дурной славой» («Блейд») и «гнездилище порока» (Билокси), где совершил с ней «противоправные и жестокие действия» («Блейд») или «действия, выходящие за рамки воображения праведного человека» (Билокси). Засомневавшись, что девушка будет хранить молчание, Граймс убил ее и закопал тело у «заброшенной хижины», где нелегально гнал и продавал самогон. Тело было обнаружено в результате совместной операции полицейских управлений города и штата. Граймс был опознан и, после обыска в его доме, выслежен на старом складе, где и убит в перестрелке. Половину передовицы «Блейд» занимала фотография распахнутых складских дверей и окровавленной стены. Газеты сходились в одном: теперь весь штат Миссисипи мог спать спокойно.

Смерти Мэри Рэндолф «Блейд» посвятила один параграф, а газеты Билокси вообще не написали ни слова.

В Хэтчвилле нападение на Задворки описывали «героическим штурмом лагеря опасных преступников, процветавшем в неприметном месте за городской окраиной. Рискуя жизнью, оставшиеся неизвестными жители Хэтчвилла совершили праведный налет на укрытие грешников и прогнали их. Преступники, берегитесь!». Газеты Билокси, несмотря на одобрение действий жителей Хэтчвилла, высказывались в ином тоне.

«Можно ли допустить, что полицейские службы Хэтчвилла закрывали глаза на существование истинных Содома и Гоморры в непосредственной близости от города? Почему лишь гибель беззащитной девушки вынудила их принять меры?». Разумеется, в Билокси также приветствовали уничтожение Задворок – «зло должно быть искоренено», – но при этом задавались вопросом, что еще было уничтожено вместе с самогонными аппаратами и хижинами, где торговали собой женщины легкого поведения? Мужчины остаются мужчинами, и тот, кто однажды согрешил, мог воспользоваться возможностью, чтобы замести следы и уничтожить доказательства своих прегрешений. Неужели до полиции Хэтчвилла не доходили слухи – конечно же, сомнительные и безосновательные, – что в тех самых Задворках совершались противоправные действия? Торговля наркотиками, алкоголем, азартные игры, смешение рас? Ветреные девушки ходили туда за острыми ощущениями, рискуя жизнью и честью. Да, в Хэтчвилле стерли с лица земли несколько жилищ, но в Билокси предполагали, что на этом проблемы их маленького соседа не закончатся.