Питер Страуб - Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит [сборник, litres]

Мы продолжали копать. Когда наша смена закончилась, мы разошлись по домам и вернулись на работу на следующий день, и на следующий, и на следующий. Как и предсказывал Мишке, в кессоне мой аппетит заметно вырос. По окончании рабочего дня, когда мы «расшлюзовывались» и поднимались по винтовой лестнице на поверхность, на холодный ноябрьский воздух, невероятная усталость накатывала на меня, буквально прижимая к земле. На прежней работе я такого никогда не испытывал. В другой ситуации я бы этого устыдился, но мои товарищи выходили в таком же состоянии, едва поднимая ноги на ступеньки. Атмосфера в кессоне имела странное свойство – покинув ее, ты терял энергию, как теряет влагу разбитый сосуд.

И вот как-то вечером, пока мы ожидали баржу, которая должна была переправить нас на берег, один из рабочих внезапно вскрикнул и скрючился, схватившись за живот. Через мгновение он упал на колени с перекошенным от боли лицом.

– Ох, – простонал Мишке. – Кессонная болезнь.

Его слова подтвердили мою догадку. Я слышал об этой болезни, которой были подвержены те, кто работал в кессонах, но впервые видел ее симптомы. Как и многие болезни, она настигала человека внезапно. Невозможно было предсказать, кто и когда от нее пострадает. Говорили, что даже здоровый мускулистый мужчина может свалиться с ног на первый же день работы, а щуплый коротышка проработать месяцы без единого симптома. Сами симптомы тоже разнились. У кого-то могли заболеть колени или локти, кому-то сводило живот, у других отнимались ноги, а кто-то просто падал в обморок. Ходили слухи, что во время строительства моста через Миссисипи в другом американском штате рабочие даже умирали от кессонной болезни.

Двое мужчин – вероятно, друзья – бросились на помощь пострадавшему. Они отнесли его на баржу и поддерживали всю дорогу до берега. Нельзя было предсказать, выйдет заболевший завтра на работу или нет.

Через несколько дней после этого происшествия Мишке подошел ко мне в обед, приглашая присесть с ним на его излюбленную скамейку в уголке.

– Смотри, – сказал он, доставая из кармана камень размером чуть меньше кулака и протягивая мне.

Сперва я не заметил ничего особенного, но Мишке настаивал: «Смотри, смотри!», и я пригляделся. Из камня частично выглядывал череп какого-то мелкого животного с острыми зубами. Если бы не зубы, его можно было принять за птичий, но я решил, что он принадлежит ящерице.

– Полковник Реблинг зовет такие штуки «окаменелостями», – объяснил Мишке. – Говорит, что они пролежали тут очень долго, еще с тех времен, когда здесь и реки-то не было. Еще он рассказал, что во многих уголках мира находят подобные кости, только огромные, принадлежавшие гигантским чудовищам, вымершим в незапамятные времена. Здесь находят только мелкие, но это все равно удивительно! – он забрал камень и уставился на него. – Я много таких нашел. Специально поглядываю, пока копаю. Полковник иногда спускается вниз и покупает у меня интересные образцы, – Мишке ненадолго задумался и взглянул на меня. – Хочешь увидеть еще кое-что интересное, малыш Дудек? Смотри, – он приблизился, и мы вместе склонились над камнем в его руке. – Там, наверху, в нормальных атмосферных условиях, эти окаменелости – всего лишь камень. Камень в форме костей, но все равно камень. А здесь, внизу… пока они остаются здесь, в здешней атмосфере… – держа камень одной рукой, Мишке чиркнул ногтем большого пальца другой руки вдоль окаменелой челюсти, и кусочки камня отвалились, обнажив белую кость. – Видишь? – Мишке поднес окаменелость к моим глазам. – Кость остается костью, словно животное умерло не больше года назад! Здесь такой воздух, – он сделал паузу и прищурился так, что его меньший глаз полностью закрылся, – что ничто не умирает окончательно и бесповоротно. Как тот пожар в бруклинском кессоне. А сейчас мы еще глубже, чем бруклинский кессон.

– Мишке, – нерешительно произнес я, – к чему ты клонишь? Хочешь сказать, эти останки еще живы?

Я не мог понять, шутит Мишке или всерьез верит в подобную глупость. Американцы любили разыгрывать новоприбывших эмигрантов дикими, невероятными историями. Быть может, Мишке тоже решил разыграть меня.

– Нет, не хочу, – ответил он. – Эта зверушка мертва. Умерла еще до того, как оказалась погребена под землей. Дудек, уж я-то отличу мертвое от живого, не сомневайся.

С этими словами он отвернулся, убирая камень обратно в карман.

Несколько недель Мишке почти со мной не разговаривал. В просторной, разделенной на шесть отсеков кессонной камере было несложно держаться особняком, даже когда здесь работала сотня человек. Я работал. Копал почву, крошил булыжники киркой, научился сверлить отверстия для закладки пороха в больших камнях. После смены я ел, пил, спал и скучал по родине.

Но как-то вечером после смены Мишке подошел ко мне, пока мы ждали своей очереди, чтобы выйти из шлюза.

– Дудек, у меня к тебе просьба. Будь любезен, окажи мне услугу, – слово «услуга» он произнес стыдливо.

– Конечно, Мишке, – ответил я. – Чем тебе помочь?

– Не мог бы ты перевестись во вторую смену? Понимаешь… – глаза Мишке непривычно бегали, – я присматриваю за ним в первую смену, а ты мог бы присмотреть во вторую. В третью и по ночам здесь не так много народу, и прораб постоянно пьян в стельку, так что риск невелик.

Я молчал, не желая обидеть Мишке лишними вопросами. Заметив мою нерешительность, он продолжил:

– Я… кое-что нашел. Может, это и ерунда. Наверняка ерунда… Но я должен посмотреть, попробовать, узнать…

– Мишке, что ты нашел?

Он молча смотрел на меня, после чего сложил руки на уровне груди, соединив пальцы так, что между ними мог поместиться предмет размером с яблоко.

– Яйцо! – прошептал он после непродолжительной паузы. – Я копал, нашел несколько новых окаменелостей, а затем три яйца. Одно разбитое, другое с трещиной, а вот третье… целое! Ни единой трещинки, гладкое, чистое! Дудек, вдруг оно… живое? Если я о нем позабочусь, отогрею… вдруг оно вылупится?!

У меня на родине люди верят в разные чудеса, в которые, как мне говорили, давно перестали верить образованные американцы. В дурной глаз, который может убить ребенка, в чудодейственную силу красных нитей, в опасность черных кошек и просыпанной соли и в тысячи других суеверий, о которых рассказывают бабки. Но это было совсем из другой категории невероятных вещей, и мне стало жаль Мишке. После того, как он показал мне череп ящерицы, я тоже стал поглядывать вокруг и нашел много подобных окаменелостей. Все они были просто камнями в форме костей. Даже если Мишке действительно нашел окаменелое яйцо, что-то могло вылупиться из него с тем же успехом, что из обычного булыжника. Не зная, что сказать, я опасался взглянуть Мишке в глаза.