Сергей Лукьяненко - 2084.ru [сборник, litres]

В телевизоре после такого объявления всех присутствующих обычно укладывали рылом в пол. В этот раз обошлось. Невидимые спецназовцы быстро охлопали Семенова и Лобачевского по бокам и ногам, после чего отступили в стороны. Беспощадные фонари погасли, оставив перед глазами огромные зеленые пятна и непроглядную болотную муть.

Ощущение направленных прямо в лицо стволов не исчезло.

Некоторое время спустя, кое-как проморгавшись, Семенов обнаружил прямо перед собой коренастого мужчину лет сорока, одетого в полевую форму российского спецназа без знаков различия. Незнакомец терпеливо дожидался, пока сидящие за столом наконец придут в норму.

– Гражданин Семенов? – поинтересовался он, решив, что атакованные вновь способны реагировать адекватно.

– Допустим, – сказал Игорь. – В чем вообще дело?..

– Вы поедете с нами.

– Никуда я с вами…

– Это не обсуждается. Согласно оферте, заключенной вами и Гослото в момент покупки билета, вы обязаны в случае выигрыша участвовать в прямом эфире текущего розыгрыша тиража либо, если нет такой возможности, в следующем. Мелкими буковками на обратной стороне читали?

– Вы вообще кто? – опомнился Семенов. – Если вы из силовых структур, представьтесь как положено, пожалуйста!

– Плеханов, – послушно представился военный. – Полковник Службы Федеральной Безопасности России Андрей Плеханов. Был раньше такой видный анархист – знаете? Только не Андрей. И не полковник. – Короткая черная борода незнакомца раздвинулась в кривой усмешке. – Коллеги еще зовут меня Барбудо. За это самое.

– Кто-то в этой стране еще помнит, что такое барбудо? – От неожиданности Семенов искренне удивился. – И про видного анархиста Плеханова?..

– При обучении мы проходим курс истории родной спецслужбы. Что называется, от НКВД до СФБР++. На фото в нашем досье вы, кстати, выглядите более мужественным.

– Спасибо фотоавтомату из Гражданского центра, – произнес Семенов. – Светить в глаза было обязательно? – Попытки полковника шутить и проявлять самоиронию, дабы вызвать у собеседника подсознательную симпатию, его совершенно не впечатлили.

– И дверь выносить, – добавил осмелевший Лобачевский, сообразивший, что бить, пожалуй, уже не будут.

– Обязательно. Вы по телефону вели себя настолько неадекватно, что у нейронной сети-оператора возникли подозрения, что вы не намерены получать свой выигрыш. И она просигнализировала о нестандартной ситуации. – Лешку полковник начисто проигнорировал. – Поэтому нам пришлось при помощи геолокации установить местонахождение вашего смартфона и навестить вас, дабы помочь принять правильное решение. Время дорого, у нас там продолжается прямой эфир. – Он наконец изволил заметить Лобачевского. – Вы кто, уважаемый?

– Я вообще-то хозяин квартиры! – возмутился Лобачевский.

– Ясно. Стало быть, вам выплатят компенсацию за поврежденную дверь и моральные страдания. – Полковник щелкнул пальцами. – Господа офицеры, побеседуйте пока с господином хозяином о порядке выплаты за нанесенный ущерб.

Двое спецназовцев, в продолжение диалога стоявшие по обе стороны от полковника, вежливо, но крепко взяли Лобачевского за локти и, не обращая внимания на его сопротивление, вытолкнули из комнаты.

– Ну, что ж, голубь, – ласково проговорил полковник. – Теперь мы можем побеседовать один на один. Не таким я себе представлял тебя, честно говоря. Но ладно, придется работать с тем, что есть.

– Вы не поняли, – сказал Семенов. – Со мной не надо работать. Я отказываюсь получать выигрыш. Это вообще чудовищная случайность. Этот билет… его мне подарил приятель. Без моего ведома. В шутку. Он прекрасно знает, что я никого не собираюсь убивать. Просто подколол.

– Нет, голубь, это ты не понял, – грустно произнес Плеханов, не сводя с собеседника холодных колючих глаз. – Поезд ушел. Ты уже никак не можешь отказаться от выигрыша. Народ решит, что его дурят. Что ты – подставное лицо, которому власти подтасовали выигрыш, чтобы и тираж разыграть, и не убить никого во избежание ненужных моральных осложнений. Так сказать, и на елку влезть, и рыбку съесть, и на велосипеде покататься. И тогда билеты Тотальной лотереи покупать перестанут. А знаешь, сколько денег принес первый тираж? Ты небось столько нулей после единицы и вообразить даже не способен.

– Слушайте, я ведь клиент. Потребитель. Покупатель всегда прав, так ведь? Я хочу отказаться от покупки.

– Покупатель всегда прав, – согласился полковник. – За исключением тех случаев, когда прав продавец.

– Тогда, может, отдать билет Лешке? – Семенов сам понимал, что это омерзительное малодушие, за которое потом придется расплачиваться муками совести, но ему жутко хотелось, чтобы весь этот липкий душный кошмар поскорее прекратился. Тем более что именно Лобачевский его во все это и втравил. Тем более что Лобачевский скорее всего найдет, как распорядиться неожиданным выигрышем – врагов и конкурентов у него много. – Этому… хозяину квартиры? Он мне билет подарил, собака, вот пусть теперь и расхлебывает…

– Нет, голубь, – грустно сказал полковник. – Никак нельзя, извини. Твое имя уже объявили в прямом эфире. Если внезапно поменять победителя, у людей тоже возникнут мысли о тотальном надувательстве. Выигрыш так или иначе придется получить тебе. Хоть тушкой, хоть чучелком. Получить и использовать по назначению.

– А почему вы мне вдруг начали тыкать?

Плеханов пожал плечами.

– Может, потому, что я старше по званию? Подчеркиваю субординацию?

– Я уже давно в запасе. Вы не имеете права отдавать мне приказания.

– Имею, голубь. Ты немножко перепутал. Я не армейский валенок, а офицер госбезопасности. В случае необходимости я для проведения спецоперации имею право тыкать тебе и отдавать приказания, а также временно реквизировать твой автомобиль, пистолет, квартиру, подругу и даже задницу. Поэтому стану обращаться к тебе, как считаю нужным в данный момент.

– Ну а я – взрослый порядочный законопослушный гражданин, – безмятежно ответил Семенов, – из числа тех граждан, которым, согласно Конституции, принадлежит власть в стране, и я не собираюсь терпеть произвол властей – обслуживающего персонала, который мы содержим на наши деньги. Поскольку выгнать тебя вон я, очевидно, не в состоянии, я тоже стану обращаться к тебе на «ты».

Полковник хищно ощерился:

– Ты снова не понял, голубь. Про то, что тебе принадлежит власть в стране, – это ты своей Конституции сегодня вечером в постели расскажешь. А то, что я могу реквизировать твою задницу, – это в отличие от твоих розовых конституционных фантазий не фигура речи, а вполне научный факт. Я могу сунуть тебе в карман пакетик с гашишем или сто граммов гексогена, и ты сядешь. Надолго. Я могу просто велеть своим ребятам увезти тебя в неизвестном направлении, и ты ляжешь. И тебя никогда больше не найдут. Я могу сделать много такого, что испортит и значительно сократит твою паскудную жизнь. И мне, что характерно, ничего за это не будет. Поэтому брось грубить и веди себя почтительно. Всосал, шпендрик?