Кристофер Прист - Лотерея [litres]

– Питер, – сказала она, – а вы хоть успели позавтракать?

– Нет.

Она пошарила рукой за свешивавшейся рядом со столом шторой и извлекла на свет божий телефон, о котором я прежде и не подозревал.

– Два завтрака в двадцать четвертый коттедж, пожалуйста.

– Подождите, – заторопился я, пока она еще не успела положить трубку, – а вы бы не могли заказать три?

Заметив на лице Ларин недоумение, я в двух словах объяснил ей про Сери; она сменила заказ, убрала телефон на прежнее место, а затем сухо спросила:

– Это ваша близкая знакомая?

– Довольно близкая. А что?

– По нашему опыту нередко бывает, что присутствие посторонних создает излишние трудности. Как правило, люди приходят к нам в одиночку.

– Ну, я еще, в общем, не принял…

– Но с другой стороны, это может значительно облегчить процесс реабилитации. Эта Сери, вы давно с ней знакомы?

– Около месяца.

– И вы думаете, ваши отношения сохранятся?

Возмущенный прямолинейностью этого вопроса, я предпочел промолчать. Сери находилась достаточно близко, чтобы слышать каждое наше слово, если она того бы захотела, да и вообще я не понимал, с какой такой стати эта женщина сует свой нос в совершенно посторонние для нее дела. Она продолжала смотреть на меня, и в конце концов я отвел глаза. В тот же примерно момент в душевой кабинке стих звук льющейся воды.

– Ладно, я все понимаю, – сказала Ларин. – Вы мне не доверяете, все ваше естество отказывается мне доверять.

– Вы что, пытаетесь подвергнуть меня психоанализу?

– Нет. Я пытаюсь узнать про вас все, что возможно, чтобы позднее оказать вам всю возможную помощь.

Я знал, что только зря трачу и свое, и ее время. И не так уж было важно, «доверяю» я ей или нет; уверенность, которой мне не хватало, относилась ко мне самому. И я не хотел уже больше того, что предлагала мне эта организация.

В это время из душа вышла Сери; ее тело было обмотано полотенцем, а голова другим, поменьше. Коротко взглянув на гостью, она прошла в другой конец комнаты и отгородилась ширмой.

– Знаете, Ларин, мне нет смысла с вами лукавить, – сказал я, понимая, что Сери нас слышит. – Я твердо решил отказаться.

– Да, понятно. А какие у вас причины, религиозные или этические?

– Ни те, ни другие… Ну, пожалуй, можно сказать, что этические.

Скорость, с какой она поставила этот вопрос, снова застала меня врасплох.

– А когда вы покупали лотерейный билет, тогда у вас тоже были такие соображения? – В ее голосе звучал самый обычный, неназойливый интерес.

– Нет, они пришли позднее. – Ларин ждала, и поэтому я продолжил, отметив про себя, как ловко умеет она вытягивать из меня ответы. Впрочем, теперь, когда о моем решении было заявлено вслух, мне и самому хотелось рассказать, чем оно вызвано. – Мне трудно дать всему этому внятное объяснение, но только я чувствую себя здесь неуютно, как какой-то самозванец. Я не перестаю думать о других людях, нуждающихся в атаназии куда больше моего, и о том, что я ее, собственно, недостоин. Мне даже не очень понятно, что я буду делать с этой бесконечной жизнью. Истрачу, наверное, на всякую ерунду. – Ларин продолжала молчать. – А потом, еще вчерашний день, когда мы сюда приехали. Здесь совсем как в больнице, а я ведь не больной.

– Да, я понимаю, что вы почувствовали.

– И не пытайтесь, пожалуйста, меня переубедить. Я уже все решил.

Скрытая ширмой Сери продолжала приводить себя в порядок; я слышал, как она расчесывает волосы.

– Питер, а вы отчетливо понимаете, что впереди у вас смерть?

– Да, но мне это безразлично. У всех у нас впереди смерть.

– У кого-то ближе, у кого-то дальше.

– Вот потому-то мне это и безразлично. В конце меня ждет смерть, вне зависимости от того, пройду я ваш курс или нет.

Ларин сделала в лежавшем перед ней блокноте какую-то пометку. Неким образом это показывало, что она не приняла мой отказ от процедур.

– Вы слыхали когда-нибудь о писателе по фамилии Делонне? – спросила она.

– Да, конечно. «Отвержение».

– Вы давно читали эту книгу?

– Давно, еще когда учился в школе.

– У нас тут их сколько угодно. Вы не хотели бы ее перечитать?

– Вот уж не думал, – удивился я, – что она входит в здешний рекомендательный список. Ее содержание не слишком согласуется с вашими процедурами.

– Вы же очень не хотите, чтобы кто-то вас отговаривал. Если вы так и не передумаете, я хотела бы, по крайней мере, точно знать, что вы не сделали ошибки.

– Хорошо, – сказал я, – но почему это вдруг вы заговорили об этой книге?

– По самой простой причине. Делонне исходит из положения, что парадоксальность жизни состоит в присущей ей конечности, а страх перед смертью порождается ее, смерти, бесконечностью. Если уж смерть пришла – это необратимо. Человеку отведено на достижение всего, к чему он стремится, относительно короткое время. Делонне усматривает – ошибочно, по моему скромному мнению, – в преходящей природе жизни главную ее ценность, то, без чего и вообще не стоило бы жить. Если взять да и продлить жизнь, что мы здесь и делаем, то все ее важнейшие события, все достижения в значительной степени обесценятся. Кроме того, Делонне напоминает – вполне справедливо, – что Лотерея Коллаго не дает никаких гарантий от случайной смерти. В итоге он приходит к заключению, что короткая, насыщенная жизнь куда предпочтительнее длинной и вялой.

– Именно так я это и понимаю, – согласился я.

– Значит, вы предпочитаете прожить естественный, отмеренный вам срок?

– Пока я не выиграл в вашу лотерею, у меня и мыслей на эту тему не было.

– А что бы вы назвали естественной продолжительностью жизни? Тридцать лет? Сорок?

– Да нет, конечно же, куда больше. Насколько я знаю, средняя продолжительность жизни составляет сейчас около семидесяти пяти лет.

– В среднем да. А сколько лет вам сейчас, Питер? Тридцать один год, не так ли?

– Нет. Двадцать девять.

– В ваших бумагах написано, что тридцать один. Но это, в общем-то, мелочи.

Из-за ширмы появилась Сери, успевшая уже полностью одеться. В руке у нее была расческа, влажные волосы свисали длинными, слипшимися прядями. Не обращая на Сери никакого внимания, Ларин сняла скрепку с пухлой компьютерной распечатки и пробежала глазами верхнюю ее страницу.

– Боюсь, я должна буду вас огорчить. Делонне был художником, а вы пытаетесь понимать его буквально. Что бы вы мне сейчас ни говорили, инстинктивно вы продолжаете верить, что будете жить вечно. Но факты говорят о другом. – Она взяла карандаш и подчеркнула какую-то строчку. – Ну так вот. На настоящий момент ваша ожидаемая продолжительность предстоящей жизни составляет чуть меньше четырех с половиной лет.

– Чушь какая-то, – сказал я и взглянул на Сери, словно ища у нее поддержки.