Макс Фрай - Синий [litres]

– Совершенно с тобой согласен. Я и не подозревал, насколько это опасно, пока сегодня в полдень, когда так называемая реальность особенно сильна в своем нелепом устремлении оставаться максимально реальной, потолок не начал угрожающе приближаться к полу, чтобы слиться с ним воедино, как и было изначально задумано строителями этого здания. Никогда прежде так не влипал. Ладно, будет нам всем наука. А я – молодец, что тебя позвал. И одновременно дурак, что не сразу сообразил это сделать. В подобных ситуациях ты совершенно незаменим. Не успел переступить порог, как все сотрудники Второго Комиссариата внезапно ощутили смутное сердечное томление, означающее, что у них есть живая душа. И сразу же, сами не понимая, что с ними творится, взалкали чего-то непостижимого и неопределенного, чтобы оно стало хотя бы условно возможным для них, прямо здесь и сейчас: живая душа всегда голодает по чуду, слопает, сколько ни дай, догонит и попросит еще. А самое великое чудо тут, как ни крути, мы с ребятами. В общем, переезд Граничного отдела отменяется. Слава тебе.

– Вот бы так на весь город сразу воздействовать, – мечтательно говорю я. – Все-таки у меня слишком маленький радиус поражения: какое-то одно несчастное здание. Не набегаешься! Хотя, кто бы спорил, пешая ходьба – хорошее дело. Полезней ее разве только спонтанные неконтролируемые появления там, где сам не ждал.

– Да нормальный у тебя радиус поражения, не прибедняйся, – ухмыляется Стефан. – Весь квартал накрыло, не только нас. В супермаркете «Максима» сейчас небось все побросали тележки с продуктами и, закатив глаза, дружно потопали в отдел канцтоваров за ручками и блокнотами. Для стихов.

– Ужасы какие ты рассказываешь. Ненавижу плохие стихи.

– А они все равно сочинят, – угрожающе говорит Стефан. – Все как один. А потом станут благодарно приходить к тебе во сне, залезать на табуретки и громко декламировать свои сочинения, чтобы порадовать доброго дядю. Такая страшная у тебя теперь будет жизнь. Кофе-то сваришь бедному сироте? Или погибать оставишь?

– Погибнешь ты, как же, – вздыхаю я. – Сразу небось купишь пива, и мне придется его с тобой пить.

– Кстати, давно хотел узнать, а чем тебе, собственно, пиво не угодило? – спрашивает Стефан, наблюдая, как я погружаю руку в туманную стену его кабинета, чтобы предсказуемо нашарить там джезву и походную газовую горелку; выглядит этот прибор до изумления аскетично, но чтобы сварить кофе годится, ничем не хуже, чем нормальная плита.

– Просто не люблю компромиссы, а пиво и есть компромисс, – объясняю я, насыпая в джезву кофе, за которым, слава богу, не пришлось снова нырять в туман, Стефан запасливый, каких только вкусных и полезных сокровищ нет в ящиках его письменного стола. – Вроде выпивка, но при этом не обжигает, а мягко так стелется, обволакивает, втирается в доверие, словно бы говорит: «Да брось, я совсем не крепкое, практически лимонад», – и ты ему веришь, а оно вероломно ввергает тебя в пучину твоей же собственной дурости. Пиво – предатель доверившихся, я так считаю. А у меня в брюхе совершенно точно не девятый круг ада, где ему самое место. Ты-то сам хитрющий, поэтому и другим легко такое прощаешь. А я люблю простодушную прямоту. Вот, скажем, ром никогда не врет. И виски в этом смысле ничем не хуже. Да полным-полно в мире честных напитков: и коньяк, и кофе, и водка, и вода из-под крана. И любой лимонад.

– На всем белом свете только ты можешь на полном серьезе требовать честного поведения даже от напитков! – восхищенно говорит Стефан.

– Такова уж моя демоническая природа.

– Да ну, не выдумывай, ты всегда такой дурковатый был.

В ответ я корчу зловещую рожу и свирепо скрежещу зубами – проверенный способ до слез насмешить собеседника и одновременно оставить за собой если не последнее слово, то что-то вроде него. Но на самом деле он прав.

– А что за дела у тебя с Тони? – спрашивает Стефан, дождавшись, пока я поставлю перед ним кружку с кофе, а горелку и джезву аккуратно отправлю обратно в туман, исчезать.

Спрашивает таким специальным небрежным, скучающим тоном, каким обычно говорит только о самых важных вещах. У Стефана есть теория, что серьезность предмета обсуждения обязательно должна уравновешиваться легкомысленной интонацией, чтобы не рухнула раньше времени под собственной тяжестью и говорящего не погребла. И наоборот, когда приходится обсуждать полную ерунду, имеет смысл говорить предельно серьезно – от такого подхода ошеломленная ерунда вполне может поверить в собственную значительность и внезапно обрести смысл.

Но я делаю вид, будто не понимаю, о чем он. Просто из вредности. Никому, кто со мной связался, не должно быть слишком легко.

– Как это – «что за дела»? Мы дружим вообще-то. Давно уже. А то ты не знал. К тому же, у нас, можно сказать, общий бизнес. Не свел бы я его в свое время с ума, не было бы у нас сейчас такой прекрасной кофейни на перекрестке яви и сна. Тони тогда собирался открывать нормальную человеческую пиццерию и по старой дружбе дал мне заказ на оформление интерьера. Ну я ему и оформил – от души, как умею: с трех стен ободрал реальность, как старые обои, а одну оставил как было, чтобы все нафиг ветром не унесло; выстелил пол самым лучшим поземным туманом; добавил пару дополнительных измерений, чтобы клиентам было откуда возникнуть и куда потом исчезать; прорубил несколько новых окон – даже не спрашивай, до сих пор сам не знаю куда; а входную дверь специально менял во сне, чтобы не всем подряд открывалась. И еще кое-что по мелочам, теперь всего и не вспомнить. Тони, бедняга, сперва чуть ума не лишился, когда увидел, в какой прекрасный мираж превратилась его несбывшаяся пиццерия, но в последний момент передумал, оставил себе примерно половину ума, свободное место заполнил вдохновенной дурью, по моему примеру, и сразу отлично дело пошло. Теперь смешно вспоминать, как он стоял на пороге, по колено в тумане, вытаращив глаза, а ведь именно так и было – всего каких-то несчастных пятнадцать лет назад.

Стефан нетерпеливо отмахивается от моих сентиментальных воспоминаний.

– Да бог с ним, с кафе. И черт с вами обоими. Я о маяке спрашиваю. Что с маяком происходит? На кой тебе вдруг сдался маяк?

– Ну как – «на кой»? Чтобы было. Во-первых, я жадный, ты знаешь. И по сути своей – дикий, неразумный конкистадор. Лишь бы захапать побольше, а там разберемся, что с этим делать. А во-вторых, не люблю бросать друзей в беде. В беде с людьми обычно случается самое интересное, и хорош я буду, если все пропущу, как дурак.

– Что за беда такая?

– А то ты не знаешь.

– Не знаю, – твердо говорит Стефан. – И даже вообразить не могу. Не такой человек Тони, чтобы попасть в беду.