Райан Гродин - Инвиктус

— Доля от такой выручки обеспечит нам прекрасный отпуск. — Имоджен слегка толкнула Фарвея локтем. Согласно договору, заключенному с Лаксом, за каждый выполненный заказ они получали одно свободное путешествие в любое по их собственному выбору время. Такова была жизнь «Инвиктуса» в промежутках между записью мелом: тридцать площадок для отдыха и исследований за тридцать краж. Индия, Уолмарт, Мальдивы, плато Гиза, Бамбуковое море в Китае. Имоджен не могла припомнить все места, где они побывали, начинала сбиваться на втором десятке — плохой знак, надо не забыть попросить у Прии пилюли с рыбьим жиром, только бы вспомнить; поэтому и решила вести записи в судовом журнале. Эти путешествия стоило документировать, хотя их дополнительные прибытия и отъезды в последнее время начали мешать выполнению основных поручений. Они перемещались в 1990-е за винтажными запчастями для игровой консоли NES Грэма, искали специальное питание для Шафрана и… мать Фарвея.

О последнем никогда не говорили вслух, но Имоджен знала это наверняка. Не случайно они трижды посетили Египет третьего века до нашей эры — именно там и тогда официальные документы Корпуса зафиксировали последнее местопребывание «Аб этерно».

— В каком-нибудь прекрасном месте, — добавила она. — Где можно хорошо развлечься.

Грэм оглянулся через плечо. Его темные глаза расширились, побуждая Имоджен продолжать. Конечно, не ей одной хотелось отдохнуть. На таком маленьком корабле, как «Инвиктус», заболеть клаустрофобией плевое дело.

То, что снаружи выглядело громадным переливающимся снежным драконом, внутри оказывалось не таким уж просторным. Их машина времени была переполнена до краев. В носовой части располагались рабочие места: база данных Имоджен и безликий манекен, на котором она готовила костюм к выходу Фарвея на задание; консоль Грэма в форме подковы, где инженер производил подсчеты и проверял системы, прежде чем зашвырнуть корабль в Решетку; капитанское кресло Фарвея у стены со списком достижений экипажа и вистапортом сверху, хотя он почти никогда не смотрел в него. Медпункт находился по левому борту и примыкал к двигательному отсеку. В обязанности Прии входило заклеивать царапины Фарвея, следить за тем, чтобы топливные стержни «Инвиктуса» не превратили экипаж в радиоактивные блинчики, и создавать плей-листы для «поднятия командного духа».

По правому борту машины времени располагалась душевая, заляпанная флюоресцентными остатками краски с волос Имоджен, и маленький кухонный угол, где хранились запасы продовольствия. Большая часть ящиков содержала переработанные пищевые кубики, по вкусу напоминавшие пенопласт и хранившиеся столь же долго. Обычно запас их оставался нетронутым, на крайний случай, когда умираешь от голода, а под рукой нет ничего съедобного. Как правило, экипаж предпочитал свежие продукты, украденные из прошлого.

В центральной, общей части корабля они ели, пили чай, просматривали видеозаписи и планировали будущие отпуска. Это пространство использовалось и в качестве гардеробной. Одежда всех эпох свисала с труб на потолке, задевая прически членов экипажа, передвигавшихся из одного конца «Инвиктуса» в другой. Зачастую оттуда же свисал хвост Шафрана. Остальные пожитки складировались в кормовой части корабля. Личные капсулы группировались в форме сот; в каждой имелось ложе, но забирались туда, согнувшись пополам. В них только спали или проводили какое-то время наедине с собой.

В покое четверо душ, один манекен и проказливая красная панда оставались крайне редко. Что-то постоянно случалось. То выход, то ужин, то тайные обнимашки Фарвея с Прией, то Грэм побьет прежний рекорд на «Тетрисе», то Шафран залезет в мелки Имоджен, решив, что это вкусняшки, и потом несколько дней оставляет разноцветные следы на полу и трубах под потолком.

«Инвиктус» стал для них семьей, жизнью, домом, и, несмотря на тесноту, Имоджен его ни на что не хотела бы променять. Только на чудесный отпуск.

— Можно пообщаться с художниками из Прекрасной эпохи в Париже. Или понырять на Большом Барьерном рифе. — Имоджен поймала себя на том, что до сих пор смотрит в глаза инженера. В их темноте чувствовалось что-то завораживающее, напоминающее волшебное звучание виолончели, бросающее отсветы на волосы и кожу Грэма. Она долго не могла оторвать от него взгляд и вдруг почувствовала, что краснеет. Какие гадкие эти щеки! Заливаются краской в самый неподходящий момент… — Или махнуть в Лас-Вегас перед великой засухой?

— Вегас? — донесся из медчасти голос Прии под аккомпанемент синкопированных ритмов из ее плей-листа. — Я за Вегас! Бассейны, вечеринки…

— Ходатайство отклонено. Пока, — заявил Фарвей громко, чтобы услышал весь экипаж. — Будем думать об отпуске, когда справимся с этим заданием.

Имоджен развернула кресло на 180 градусов лицом к манекену по имени Бартлби, полностью одетому, но безликому. По крайней мере, перед ним можно краснеть. Он безглазый, не выносит суждений и все такое.

— Придется использовать два костюма. «Инвиктус» высадит тебя у дымовой трубы, ближайшей к прогулочной палубе первого класса, поэтому оденешься поприличнее. — Имоджен показала на длинный фрак с фалдами и цилиндр, белый жилет и трость, потом расстегнула рубашку на манекене. — Под низ наденешь одежду рабочего. Когда покинешь отделение первого класса, снимешь верхний костюм. Брюки, подтяжки и нижнюю фуфайку я вымазала маслом из двигательного отсека «Инвиктуса». Так будет легче пробраться в багажное отделение.

— И там находятся «Рубаи»? — спросил Фарвей.

— Скорее всего. Проблема в том, что не осталось сведений, где на самом деле хранилась книга. Все, что нам известно, — она на корабле. — Имоджен вывела на экран внутреннюю планировку «Титаника», наводившую на мысль о «Тетрисе» Грэма: множество кают, скомпонованных в блоки. Имоджен принялась называть выделенные зоны. — В документах говорится, что в хранилище для денег, кроме звонкой монеты, везли только опиум, так что туда можешь не заглядывать. Багажное отделение ниже, возле почтового. Я буду вести тебя по коммуникатору. Мы высадим тебя в шесть часов вечера четырнадцатого апреля 1912 года. Все будут заняты ужином, и в твоем распоряжении останется несколько часов на поиски.

— До того, как он утонет.

— Да.

Фарвей вздохнул. Оба понимали, что раньше высаживаться нельзя. Смысл охоты за утраченными в истории ценностями заключался в том, чтобы все считали, будто они действительно погибли. А не украдены.

— Ты выходил и из худших переделок, — напомнила Имоджен. Об этом свидетельствовали предметы гардероба, свисавшие с потолка. Камзол с подпаленными рукавами, треуголка с дыркой от мушкетной пули на краю, панталоны, забрызганные кровью с кортика Черной Бороды. Войны, пираты, горящие здания, рассерженные гангстеры… Фарвей выкручивался из всех ситуаций с минимальным ущербом. Для человека, начисто отрицавшего концепцию везения, он оказался редким везунчиком.