Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга [litres]

Собаки в два прыжка забрались на крышу переднего фургона и, усевшись там, стали обозревать окрестности, одна – с правой стороны, другая – с левой. Так они и будут оставаться на крыше, пока им не прикажут спуститься.

Смит хорошо заплатил за эту пару, зная, что покупает хороших собак; их предков он сам вывез с Земли с первой волной поселенцев. Он не был завзятым собачником, но полагал, что давние помощники человека на Земле с равным успехом будут служить людям и на новых планетах.

От слов мужа Дора пришла в уныние, но, принявшись за дело, приободрилась. Но, раздумывая, что можно приготовить в отсутствие выбора продуктов и возможности воспользоваться костром, она обнаружила нечто возмутившее ее, что было неплохо, поскольку возмущение позволяло забыть о тревогах. К тому же она сомневалась, что ее мужа может подстеречь неудача.

Она обогнула второй фургон, вошла в небольшой крааль и направилась туда, где ее муж закреплял забор.

– Ох уж мне этот надоедливый петушок!

Вудро оглянулся:

– Ты такая хорошенькая в этой шляпке.

– Не только в шляпке, на мне еще и сапоги. Хочешь узнать, что сделал этот противный петушонок?

– Лучше поговорим о том, как ты выглядишь. Ты восхитительна. Но тем не менее мне не нравится, как ты одета.

– Что? Дорогой, ведь так жарко. И раз я не могу помыться, то, может быть, воздушная ванна отобьет дурной запах.

– Для меня ты пахнешь хорошо. Но воздушная ванна – идея хорошая; я сейчас тоже разденусь. А вот где твой пистолет, дорогуша? Где пояс с ножом и пистолетом? – Он начал расстегивать брюки.

– Ты хочешь, чтобы я носила пояс с пистолетом даже сейчас? За забором? Там, где рядом ты, и мне нечего бояться?

– Моя очаровательная, это обычная предосторожность и самодисциплина. – Скинув брюки, он застегнул на талии пояс с ножом и пистолетом, потом стянул сапоги и рубашку и остался голым, при одном ремне и трех единицах вооружения, которых под одеждой не было видно. – Столько лет – даже думать не хочется сколько – я нигде не появлялся без оружия, разве что был заперт в безопасном месте. Я хочу, чтобы ты тоже приобрела эту привычку. И не на какое-то время, а навсегда.

– Ну хорошо, я оставила свой пояс на сиденье – сейчас возьму. Но, Вудро, ведь из меня боец никакой.

– Ты неплохо стреляешь из игольного пистолета метров на пятьдесят. И ты будешь стрелять все лучше и лучше, пока живешь со мной. И научишься пользоваться всем, что стреляет, режет, жжет и просто ставит синяки… всем – от голых рук до бластера. Глянь-ка туда, Адора. – Смит указал на равнину. – Через каких-нибудь семь секунд на вершине вон того пригорка появится орда волосатых дикарей и бросится на нас. Я получу удар копьем в ногу и упаду. И тебе придется защищать нас обоих. И что же ты будешь делать, моя бедная девочка, если твой пистолет лежит там, на сиденье фургона?

– Что? – Она расставила ноги, заложила руки за голову и сделала движение, которое было изобретено где-то в райском саду или около его ограды. – Сделаю тогда вот так!

– Да, – задумчиво согласился Лазарус, – это могло бы сработать, если бы они были людьми. Но они не люди. И высокие кареглазые красавицы интересуют их лишь как еда. Кости и все остальное. Глупо, но такие уж они уродились.

– Да, дорогой, – кротко сказала она. – Я надену пояс с пистолетом. Потом убью того, кто ранит тебя, а потом посмотрю, скольких еще смогу уложить, прежде чем они съедят меня.

– Правильно, Адора, именно так. На тот свет следует отправляться с почетным караулом. Если гибель неизбежна, гибни сражаясь. А величина почетного караула определит твой статус в аду.

– Да, дорогой. Не сомневаюсь, что ад мне понравится, если там я встречу тебя. – И она повернулась, чтобы идти за оружием.

– Конечно же, я буду там. Где же еще мне быть? Дора! Когда наденешь пояс, сними чепчик и сапоги и надень рубины, все сразу.

Она поставила ногу на ступеньку фургона.

– Мои рубины, дорогой? Здесь, в прерии?

– Длинноногая Лил, я купил эти рубины для тебя, чтобы ты их носила, и для себя, чтобы восхищаться тобой.

Дора улыбнулась – обычно серьезное лицо ее просияло, а потом повернулась и исчезла в фургоне. Вернулась она быстро, при оружии и рубинах, задержавшись на несколько секунд, чтобы причесать свои длинные блестящие каштановые волосы. Того, что она не мылась уже более двух недель, заметно не было; да это и не могло умалить ее чарующей юной красоты. Остановившись на ступеньке, Дора улыбнулась мужу.

– Замри! – сказал Смит. – Великолепно! Дора, за всю свою жизнь я не видел никого прекраснее тебя.

Она вновь просияла.

– Я не верю тебе, муж мой, но надеюсь, что ты будешь почаще повторять эти слова.

– Мадам, врать я не умею. И говорю так потому, что это чистейшая правда. Кстати, что ты там говорила насчет петушонка?

– Ах, он извращенец! Я говорила тебе, что он расклевывает яйца. И наконец застукала его, когда он клевал два только что снесенных яйца.

– Право короля, дорогуша. Боится, что из одного из них вылупится петушок.

– Я сверну ему шею! Если бы у нас был костер, я бы сделала это прямо сейчас. Дорогой, я как раз старалась изобрести холодный ужин, не открывая консервов, и придумала, что можно накрошить в сырое яйцо соленые крекеры. Но сегодня куры снесли только три яйца, а он разбил два. Я положила много травы в обе клетки, и на той стороне яйцо даже не треснуло. Черт бы его побрал! Вудро, зачем нам два петушка?

– Затем же, зачем мне два метательных ножа. Любимая, после того как мы доберемся до места и вылупятся первые цыплята, дадим им подрасти. И если среди них окажется петух, тогда мы сможем позволить себе петушка с клецками. На праздник. Но не раньше.

– Но нельзя же позволять ему расклевывать яйца. Сегодня на ужин у нас только сыр и сухари. Впрочем, я могу что-нибудь открыть.

– Не будем торопиться. Авось Фриц и Леди Мак приметят какую-нибудь дичь. Хорошо бы степного козла. Или хотя бы прыгуна.

– А как приготовить мясо? Ты же сам говорил…

– Съедим сырым, дорогая. Мелко нарубленное мясо степного козла и сухие крекеры, «Мясо по-татарски а-ля Новые Начала». Вкусно. Почти так же вкусно, как девчонка. – Он почмокал губами.

– Ладно. Если ты сумеешь съесть это, сумею и я. Вудро, я порой не знаю, шутишь ты или нет.

– Моя Адора, я никогда не шучу, когда речь заходит о пище и женщинах, – эти темы священны. – Он вновь оглядел ее с головы до ног. – Кстати, о женщинах… Женщина, ты должна носить только рубины. Откуда этот браслет на твоей лодыжке?

– Потому что вы подарили мне три браслета, сэр. Вместе с кольцами и кулоном. И велели носить все.

– Действительно. А этот рубин откуда?

– Эй! Это не рубин – это я сама.

– А по-моему, рубин, а вот и второй, такой же.