Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга [litres]

– Да. Я не смел заговорить с тобой об этом.

– Ты бы никогда и не сказал мне ничего, Теодор. Поэтому мне пришлось набраться смелости и заговорить первой. – Морин помолчала и добавила: – Мне кажется, вот он, этот поворот!

– Я вспомнил. Но здесь мне нужно вести машину двумя руками.

– Хорошо. – Она отпустила его руку. – Но только до тех пор, пока не приедем. А уж там мне будут нужны обе твои руки – и все твое внимание.

– Да!

Он осторожно ехал по просеке, избегая попасть колесом в колею; наконец узкая дорожка привела к ровной, поросшей травой поляне, которую он помнил. Лазарус объехал поляну кругом; отчасти для того, чтобы развернуть машину, но в основном, чтобы убедиться, что здесь больше никого нет. К его радости, фары осветили только траву и деревья. Хорошо! (Хорошо ли? Дорогая, понимаешь ли ты, что делаешь?)

Лазарус выключил фары, остановил двигатель, потянул за ручной тормоз. Морин упала в его объятия; ее широко раскрытый рот нашел его. Долго-долго они обходились без слов: ее губы и руки были так же нетерпеливы, как и его, и даже смелее, поощряя Лазаруса к дальнейшим действиям. Наконец она блаженно улыбнулась и прошептала:

– Ты удивлен? Но я не могу прощаться со своим воином, когда на мне трусики. Я оставила их наверху, вместе с корсетом. Будь смелей, дорогой, ничего не случится.

– Что ты сказала?

– Теодор, неужели мне всегда нужно быть решительной и в словах, и в действиях? Я беременна уже семь недель. Правда.

– О… Сиденье узкое, – задумчиво сказал он.

– Я слыхала, что молодые люди иногда вынимают заднее сиденье и кладут его на землю. Или ты боишься колючек? Где твоя решительность, мой милый, где решительность? Воин должен быть решительным – так говорит отец, а мой муж согласен с ним… Тут еще и коврик есть.

(Морин, любовь моя, теперь у меня нет сомнений, от кого я унаследовал решительность и… похоть. От тебя, дорогая.)

– Если ты меня отпустишь, я все сделаю как надо. Я не боюсь ни колючек, ни самой очаровательной женщины в моей жизни. Просто я не могу во все это поверить.

– Я помогу! – Она выскочила из машины, Лазарус последовал за ней, Морин открыла заднюю дверцу и остолбенела. А потом громко и радостно воскликнула: – Вудро, негодник! Сержант Теодор, посмотрите, кто спит на заднем сиденье! – С этими словами она поспешно стала приводить в порядок одежду, закинула руку за спину к пуговицам, которые только что расстегнула. Лазарус поспешил ей помочь.

– Сержант Тед обещал взять меня в Электрический парк!

– Так мы туда и направляемся, дорогой, и уже почти приехали. А теперь скажи-ка маме – может, лучше отвезти тебя домой и положить спать? Или ты уже достаточно большой, чтобы по вечерам посещать Электрический парк?

– Да, дружочек, – подхватил Лазарус. – Домой или в Электрический парк?

(Морин, значит, Дедуля научил и тебя лгать? Или же это природный дар? Я не просто люблю тебя – я восхищаюсь тобой; Першингу следовало бы зачислить тебя в свой штаб.) Он поспешно застегнул последние пуговки на спине Морин.

– В Электрический парк!

– Тогда садись назад, и мы в момент тебя доставим.

– Я хочу ехать спереди.

– Вот что, дружочек, или ты едешь в Электропарк сзади, или мы возвращаемся домой – и в постель. Втроем мы не уместимся на переднем сиденье.

– А Брайан возит!

– Давайте поедем домой, миссис Смит. Если Вуди не видит, кто сидит за рулем, наверное, ему очень хочется спать.

– Нет-нет, вовсе нет! Я все понял. Хорошо, сажусь на заднее сиденье, и мы едем в Электропарк.

– Миссис Смит?

– Ну что ж, едем в Электропарк, сержант Теодор… Если Вудро ляжет и попытается заснуть.

Вуди торопливо улегся, Лазарус сел за руль и тронулся с места.

– Мне надо позвонить, – чуть слышно прошептала Морин. – У поворота есть аптека. Это как раз по пути к Электропарку.

– Хорошо. Как, по-твоему, что он слышал?

– Похоже, он проснулся, когда я открыла дверь. Но даже если он и не спал, все равно ничего не понял. Не волнуйся, Теодор. Решительность и еще раз решительность!

– Из тебя, Морин, вышел бы отличный солдат, а то и генерал.

– Я предпочитаю любить солдата. И чтобы он любил меня. Это делает меня безумно счастливой. Но теперь ты снова можешь вести авто одной рукой.

– Но тут же стекло – он заметит.

– Теодор, ты можешь не обнимать меня. Просто прикоснись. А я буду сидеть прямо и делать вид, что ничего не происходит. Прямо сейчас я очень разочарованная женщина, и хочу, чтобы меня трогали. Вы. – Она усмехнулась. – Вот ведь пара дурачков, правда?

– Пожалуй. Но мне не до смеха. – Лазарус стиснул ее бедро. – Я тоже очень разочарован.

– О, но ты должен смеяться, Теодор. – Она подняла юбку и прижала его ладонь к своей обнаженной ляжке. – Когда у тебя столько детей, сколько у меня, остается или хохотать, или свихнуться. – Она прикрыла его ладонь юбкой.

Лазарус гладил теплую гладкую кожу. Она раздвинула ноги, приглашая его двигаться дальше.

– Действительно, смешно, – согласился он. – Шестилетний мальчишка лишил удовольствия двоих взрослых.

– Пока ему только пять, Теодор; шесть исполнится в ноябре. – Она стиснула ногами его ладонь и расслабилась. – Я так хорошо все помню. Он родился самым крупным – восемь фунтов. С ним всегда было больше хлопот, чем со всеми остальными, вместе взятыми. Он всегда был моим любимчиком, этот негодник. А я старалась не показывать этого. Я не боюсь, что ты кому-нибудь скажешь об этом, – с тобой моя репутация в полной безопасности.

– Да, верно.

– Я это знала, иначе не подстроила бы нашу поездку. Репутация репутацией, а ты теперь знаешь, какая я на самом деле. Я поддерживаю свою добрую репутацию только ради детей, ради моего мужа.

– Ты сказала – «подстроила».

– А ты сомневался? Я поняла, что времени осталось мало, и решила использовать шанс побыть с тобой наедине. Я хочу, чтобы ты вернулся со щитом, а не на щите. А для женщины существует только один способ объяснить это воину. А потому я попросила отца помочь мне избавиться на время от моей саранчи. – Она усмехнулась. – И самый отпетый из сорванцов погубил все мои хитроумные планы. Теперь все, дорогой мой, – дома я не рискну. Ах, я всегда буду жалеть, что у нас ничего не вышло. Надеюсь, и ты тоже.

– Еще бы! Так, значит, мистер Джонсон отпустил нас не без твоей помощи? И он ничего не подозревает?

– Конечно подозревает. И не одобряет. Но лишь мое поведение, Теодор, а не твое. Ведь он блюдет мою репутацию так же, как и ты. Хочешь расскажу случай, смешной до невозможности? Мы будем смеяться так сильно, что забудем, насколько мы разочарованы.

– Я буду смеяться, если ты будешь.

– Ты не подумал, откуда я знаю это место? Видишь ли, я уже там бывала – и с той же самой целью. И весь фокус в том, что разбойник, который спит на заднем сиденье, был зачат именно там, в том самом месте, куда я тебя привела.