Ольга Гусейнова - Пепел на ветру [litres]

Лиза захлопнула дверь тотчас, как мы с Федом попали во двор. Вот теперь, находясь в безопасности, мы с плачем кинулись к нашему псу. Кошмарный вид сильно израненного Феда, с разодранной местами в клочья шкурой чуть не поверг в шок. Сбегав в дом, я притащила покрывало и теперь, используя левитацию, переносила его в дом.

Следующие три дня были сплошной борьбой за его жизнь, но наш главный защитник выкарабкался, опять же благодаря Михалычу. Последние двое суток тот ночевал у нас, и мы вместе отпаивали пса травками, мазали самодельными снадобьями, которые рекомендовал хавшик, но нашего лохматого друга спасли.

Хавшик, как только добрался до нас, сходил на берег проверить обстановку и с мрачным лицом прокомментировал мне наедине:

– Мне это очень не нравится…

– Знаешь, Михалыч, после пережитого выражение «очень не нравится» не отражает всей гаммы моих чувств. В городе бандиты, здесь нас в заложниках теперь будут держать стаи одичавших псов… Как жить, как работать дальше? Как сейчас урожай-то собирать?

– Кир, они напали, потому что вы были одни… соберем, не волнуйся… А зима все точки по своим местам расставит. Немногие из них переживут свою первую бездомную зиму.

– Мне жутко и больно, Михалыч! – продолжала истерить я, не в силах остановиться. – За что нам все это? А? Почти год я только и делаю, что хороню родных, друзей, близких и просто… Вокруг одна сплошная смерть, беды преследуют меня… нас. Как долго это будет продолжаться? Так ведь никаких сил не хватит пережить все это…

– Кирочка, послушай, Кирочка, все пройдет со временем. Сейчас надо быть сильными…

Я перебила старика, всхлипывая, и сиплым шепотом прохрипела, стараясь, чтобы девочка, все это время не отходящая от нашего раненого, не слышала меня.

– Я так устала, Михалыч, миленький, дико устала от всего этого. Я слабая, понимаешь, слабая и, боюсь, долго не протяну и сломаюсь в какой-то момент. Я готова работать с утра до ночи, не спать ночами, убирать, мыть, ковыряться в земле и навоз выгребать… Но не готова убивать… я ведь четырех собак… Каждую пулю словно в себя всаживала, мне кажется, я до сих пор все чувствую… Они жгут меня изнутри… А тот сумасшедший, а трое оборотней… Я больше так не могу…

Напряжение, копившееся месяцами, прорвалось, снеся плотину благоразумия. Упала на колени и, обхватив себя руками, зарыдала, не в состоянии успокоиться или хоть немного остановиться.

Хавшик присел рядом и обнял худыми жилистыми руками, прижимая к себе, и тихо, похоже, тоже толком не зная, как поступить и что сказать, уговаривал:

– Ну, успокойся… Кирюш, все наладится… Все будет хорошо… Вы вместе, и Фед поправится… Все пройдет, и не ты виновата, раз жизнь так сложилась…

– А что мне делать, когда придется мяска добыть, чтобы своих накормить… – простонала, уткнувшись ему в плечо, – как мне курице той же шею свернуть или хрюшке… Я не смогу никогда, Михалыч…

Встряхнул, потом глухо и жестко ответил:

– Жизнь заставит – не такое сможешь, и ты это себе уже доказала. Ты трижды защитила себя и своего ребенка от смерти и дальше сумеешь. Да, хреново это, да, это невероятно тяжело, но сейчас всем тяжко… – он скорбно вздохнул и уже более мягко добавил: – А с курами и хрюшками мы тебе поможем, девочка. Хрюшки-то и здоровый мужик побаивается и в одиночку не делает такие дела. Да и пока ты за своих не переживай, у нас лишнего много. Вон тушенки на пять лет вперед наварили, а еще сколько со склада навезли… Подбери себе пару хороших добрых собачек, и им хорошо, и тебе полегче станет, все кому-то жизнь спасешь… Да и котейку еще одного найти можно… Там, где ферма да скотина, всегда крыс и мышей много, вот пусть и охотятся… А твой Семен – кастрат ленивый и, похоже, кроме как пожрать да поспать, ничем не интересуется…

– Сема хороший, он вон возле Феда последние три дня спит… – вскинулась я.

– Ага, примеряется, наверное, на его пуховый матрасик…

– Михалыч, ну наговариваешь же… – мне даже смешно стало.

– Зато ты вон сразу в себя пришла, за справедливость грудью встаешь…

Я утерла слезы и, шлепнув по плечу уже практически нашего общего с Лизкой деда, обняла его и чмокнула в шершавую чешуйчатую щеку.

– Даже не знаю, как бы все это пережила, если бы не ты…

– Так же, девочка, ты сильная, со всем бы справилась. А я рад, что могу помочь.

В этот вечер мы дружно пили чай с вареньем и сырниками, слушая истории Михалыча о его детстве и юношестве. Родился и вырос Михаил Саппер на Амеросе и был гордостью своего маро, как называют единственного родителя, и демаро (дедушки), и даже прадемаро. Окончил школу, высшее учебное заведение, в котором обязаны учиться все хавшики. Они гордились своим умом и считали его главным достоинством и преимуществом в сравнении со способностями магов и физической силой полиморфов. А затем попал в аварию и получил жуткое для любого разумного существа увечье. Стал бесплодным. Его маро был раздавлен этим обстоятельством и стал относиться к своему отпрыску словно к инвалиду, а затем и вообще так, будто тот умер. После появления на свет у его маро еще одного ребенка Михаила словно вычеркнули из жизни семьи.

Именно по этой причине он навсегда уехал из Амероса и поселился, как сам сказал, в самой глухой деревне под Тюбрином. За последние двести лет наш город очень сильно разросся и изменился, а вот Михалыч так и застрял в том своем грустном времени, когда его все бросили и предали. Лишь животные не предают, поэтому он радуется своей работе и любит ее. А теперь и нас.

Лиза сразу спросила, можно ли называть Михалыча демаро, и он, расплывшись в счастливой улыбке, согласился. А я впервые за прошедшие месяцы решила: действительно, все будет хорошо.

31 октября

Утром я встала со странным ощущением праздника. Это было вдвойне странно, потому что свой день рождения я отпраздновала неделю назад, а Лизин будет зимой.

Несмотря на середину осени, наступили ранние морозцы, и в комнате оказалось слегка прохладно, ведь мы экономили на электричестве, магии и дровах. Теплое тельце Лизы прижималось спинкой ко мне, а внизу на своем внушительном матрасе сопел Федор. Ему хоть бы что, лежал на спине, во все стороны растопырив лапы и демонстрируя сероватое брюшко, которое я, встав, тут же почесала. Пес лишь приоткрыл один глаз и, потянувшись, снова смешно засопел.

Я бы тоже посопела, но, к сожалению, работа не ждет. Спустилась на первый этаж и привычно оделась в рабочий костюм. Подхватив чистые ведра, пошла в коровник к своим кормилицам. За мной тут же увязался Семен, а стоило нам появиться на улице, присоединилась и Мотя. Эту кошку мы не подбирали, она сама к нам пришла. Сначала пряталась, а потом привыкла и уже чувствует себя хозяйкой коровника, первой пробуя парное молоко.