Нил Шустерман - Серп

Ксенократ кивнул. Мандела вытащил из кармана бумажную страницу и вложил ее в закованную руку Цитры. Та поднесла бумагу к глазам. Она не представляла себе, что там может быть написано.

Это была копия записи в дневнике. Цитра узнала почерк — без сомнения, он принадлежал серпу Фарадею. Она принялась читать, и сердце ее ухнуло в глубочайшую пропасть. Цитра даже не подозревала о существовании такого места в этом, да и в любом другом мире.

«Кажется, я совершил ужасную ошибку. Ученика ни в коем случае нельзя выбирать в спешке. Я поступил глупо. Но мне так хотелось передать кому-то все, что знаю и умею! Мне хотелось увеличить количество своих союзников в Ордене — людей, которые бы мыслили, как я.

По ночам она подходит к моей двери. Я слышу ее в темноте и могу лишь догадываться о ее намерениях. Но поймать ее входящей в мою спальню мне удалось только один раз. А если бы я спал — кто может сказать, что она сделала бы тогда?

Боюсь, она собирается прикончить меня. Она умна, решительна, расчетлива, а я слишком хорошо обучил ее искусству убивать. Пусть все знают, что если я умру, это будет не самопрополка. Если мне придет скоропостижный конец, виновата в этом будет ее рука, не моя».

Глаза Цитры наполнились слезами горечи.

— Почему? Почему он это написал?

Она начала сомневаться в собственном умственном здоровье.

— Существует только одна причина, Цитра, — произнес серп Мандела. — Наше расследование установило, что свидетели солгали о случившемся, поскольку были подкуплены. А затем злоумышленник исказил их личные данные, и теперь мы не можем найти этих свидетелей.

— Подкуплены! — Цитра уцепилась за соломинку. — Да! Их подкупили иммунитетом! Что доказывает — я тут ни при чем! Это мог сделать только другой серп!

— Мы проследили и эту линию, — сказал серп Мандела. — Преступник нанес своей жертве еще одно, последнее оскорбление. После смерти Фарадея убийца взломал защиту его кольца и воспользовался им, чтобы дать свидетелям иммунитет.

— Где кольцо, Цитра? — сурово вопросил Ксенократ.

Девушка больше не находила в себе сил посмотреть ему в глаза.

— Я не знаю…

— У меня к тебе только один вопрос, Цитра, — сказал серп Мандела. — Почему ты это сделала? Ты не признавала его систему ценностей? Ты работаешь на секту тонистов?

Цитра не отрывала глаз от роковой страницы в руках.

— Нет, ничего подобного!

Серп Мандела покачал головой и встал.

— За все годы моего служения я никогда не видел подобного безобразия. Ты позор для всех нас. — С этими словами он удалился, оставив Цитру наедине с Ксенократом.

Верховный Клинок несколько мгновений молча ходил туда-сюда. Цитра боялась поднять на него глаза.

— Я изучаю одну концепцию Эпохи Смертности, — сообщил Ксенократ. — Она состоит в определенном наборе процедур, направленных на выявление правды. Если я не ошибаюсь, ее называли «пытка». А состоит она в том, чтобы выключить твои болевые наниты, после чего начать причинять тебе невыносимые физические мучения, пока ты не скажешь правду.

Цитра не ответила. У нее все это не укладывалось в голое. И вряд ли когда-нибудь уложится.

— Пожалуйста, пойми меня правильно, — продолжал Ксенократ. — У меня нет намерения подвергнуть тебя «пытке». Это самый последний выход. — Он достал еще один лист бумаги и положил его на стол.

— Если ты подпишешь это признание, мы сможем избежать неприятных действий, доставшихся нам в наследство от смертных времен.

— Да с чего мне что-то подписывать? Вы уже осудили меня и вынесли… как оно называется? Приговор.

— Признание уберет все сомнения. Мы будем спать крепче, если ты любезно рассеешь их. — Наконец Ксенократ улыбнулся ей с симпатией.

— А если я подпишу, что тогда?

— Тогда… Серп Фарадей дал тебе иммунитет до зимнего конклава. Отозвать его нельзя даже в таком случае, как нынешний. Поэтому до истечения срока мы будем держать тебя в месте заключения.

— В месте… чего?

— Раньше это называлось «тюрьма». Несколько штук еще где-то есть — покинутые, конечно, но вряд ли будет трудно восстановить одну из них для единственного заключенного. На зимнем конклаве твой друг Роуэн будет рукоположен и, как записано в дополнении, выполет тебя. Уверен — узнав то, что мы знаем о тебе сейчас, он сделает это без колебаний.

Цитра мрачно уставилась на лист бумаги на столе.

— Я не могу это подписать.

— Ну конечно же не можешь, у тебя ведь нет ручки!

Ксенократ принялся шарить в многочисленных карманах своей позолоченной персоны. За те мгновения, которые понадобилось ему, чтобы подойти к столу и положить на него ручку, Цитра успела вообразить себе десяток разных способов, какими она могла бы вонзить в него перо и если не сделать серпа квазимертвым, то, по крайней мере, обездвижить его. Но какая в том польза? В соседней комнате стерегут гвардейцы, а на веранде — девушка видела это через окно — маячат еще несколько.

Ксенократ аккуратно положил ручку на стол так, чтобы Цитра могла ее достать, затем позвал Манделу обратно — засвидетельствовать подпись. Дверь в хижину открылась, и тут Цитра сообразила, что из сложившейся ситуации существует только один выход. Пусть он не даст ей никаких преимуществ, кроме выигрыша во времени, но в настоящий момент время было самой большой ценностью в мире.

Она прикинулась, будто тянется за ручкой, а потом резко развернула оба скованных кулака в другую сторону и всадила их в брюхо Ксенократа.

Охнув, он согнулся пополам, а Цитра вскочила со стула и двинула плечом серпа Манделу — тот выпал спиной вперед в открытую дверь. Она перепрыгнула через него, и тут же к ней кинулся весь рой гвардейцев. Вот когда пригодились все изматывающие часы тренировок! Руки Цитры были скованы, но в бокаторе больше использовались локти и ноги, чем кисти. Ей ведь не нужно было убивать этих людей, достаточно разоружить и не давать опомниться. Один гвардеец бросился к ней с элетрошокером, который она выбила ударом ноги. Другой обрушил на нее дубинку, но промазал — Цитра увернулась и, используя инерцию его движения, опрокинула гвардейца на спину. Двое других не стали терять время на то, чтобы достать оружие, а попросту бросились к ней, расставив руки, — хрестоматийная иллюстрация, как не надо нападать. Цитра соскочила на газон, стремительно раскрутилась и ногами свалила обоих, словно кегли.

А потом кинулась бежать.

— Тебе некуда деваться, Цитра! — кричал Ксенократ.

Но он ошибался.

Направив всю имеющуюся в ней энергию в ноги, Цитра стремительно неслась через газон к краю крыши. Там не было перил — Верховный Клинок не любил, когда что-либо загораживало ему обзор.

И вот край уже совсем близко, но вместо того чтобы затормозить, беглянка понеслась еще быстрее. Трава осталась позади, и дальше под Цитрой не было ничего, кроме ста девятнадцати этажей воздуха. Она падала ногами вниз, держа закованные руки над головой и кривясь от ветра и неприятного ощущения свободного падения. Она отдалась на волю земной гравитации, наслаждаясь дерзостью и свободой…