Андрей Лазарчук - Мост Ватерлоо [компиляция]

И Николай торопливо зашагал по тропинке к пруду, вновь и вновь упиваясь сознанием того, что все в порядке, что мир – прежний, что книга стихов «Другорядь» обязательно будет издана, что жена у него – никакая не лиловая, хотя на это-то как раз наплевать, потому что полюбил он ее не за цвет лица – Вера была дочерью крупного местного писателя… что сам он пусть не красавец, но вполне приличный человек, что береза…

Николай остановился. Ствол березы был слегка розоват. Опять?! Огляделся опасливо. Нет-нет, вокруг был его мир – мир Николая Персткова: синие домики, за ними – еще домики, за домиками – штакетник… А ствол березы – белый и только белый! Лебяжий! Николай всмотрелся. На стволе по-прежнему лежал тонкий розоватый оттенок.

Перстков перевел взгляд на суставчатое удилище, брошенное поперек мостков. Оно было очень похоже на змеиный позвоночник.

– Чертовщина… – пробормотал поэт, отступая.

Последствия гипноза? Только этого ему еще не хватало!

Николай повернулся и побежал к своему коттеджу. Дом глазел на него всеми сучками и дырками от сучков.

«Да это зараза какая-то! – в панике подумал Николай. – Так раньше не было!..»

Мир Федора не исчез! Он прятался в привычном, выглядывал из листвы, подстерегал на каждом шагу. Он гнездился теперь в самом Персткове.

Григорий Чуский поджидал поэта на крыльце с недобрыми намерениями, но, увидев его, растерялся и отступил, потому что в глазах Персткова был ужас.

Тяжело дыша, Николай остановился перед зеркалом.

Из зеркала на него глянуло нечто смешное и страшноватое. Он увидел торчащий кадык, словно у него в горле полкирпича углом застряло, растянутый в бессмысленной злобной гримаске тонкогубый рот, близко посаженные напряженные глаза. Он увидел лицо человека, способного ради благополучия своего – ударить, убить, растоптать…

Будь ты проклят, Федор Сидоров!

1983

– Так вы, значит, и есть автор научно-фантастического романа «Изгородь вокруг Земли»? – Редактор с доброжелательным любопытством разглядывал посетителя. – Вот вы какой…

– Да, – засмущался тот. – Такой я…

– Прочел я ваш роман. Оригинально. Кажется, ничего подобного у других фантастов не встречалось.

– Не встречалось, – сдавленно подтвердил автор. – У меня у первого.

– Ну что вам сказать… Читается роман залпом. Так и видишь эту титаническую Изгородь, уходящую за горизонт… Да… А тот эпизод, когда на строителей Изгороди нападают коллапсары, а те отбиваются от них искривителями пространства, – это, знаете ли, находка! Потом разоблачение Аверса, который на поверку оказывается матерым агентом Реверсом!..

Автор зарделся.

– И название удачное, – продолжал редактор. – Есть в нем этакий элемент неожиданности. Изгородь – и вдруг вокруг Земли. Читатель это любит…

– Любит, – убежденно подхватил автор. – Я знаю нашего читателя.

Редактор покивал.

– Собственно, у меня только один вопрос. Эта Изгородь… Для чего она? С какой целью ее возводят?

Автор вскинул на него изумленные глаза.

– Как для чего? – опешив, переспросил он. – Так ведь ежели ее не будет, непременно кто-нибудь с края Земли вниз сорвется!..

Он проснулся, чувствуя, что опаздывает на работу, и, конечно, первым делом разбил стакан. Это был уже четвертый или пятый случай. Цилиндр тонкого стекла, задетый неловким движением, съехал на край стола, накренился и полетел на пол, кувыркаясь и расплескивая остатки приготовленной на ночь воды.

Он успел подхватить его на лету, но – увы – только мысленно. Как всегда. Вдобавок он не совсем проснулся, потому что в третий – смертельный – кувырок стакан вошел с явной неохотой, на глазах замедляя падение, словно в отлаженном, выверенном и безотказном механизме ньютоновской теории тяготения что-то наконец заело.

Он оторопело встряхнул головой и стакан, косо повисший в двадцати сантиметрах над полом, упал и с коротким стеклянным щелчком распался на два крупных осколка.

Чего только не случается между сном и явью! Оцепенеть от изумления было бы в его положении роскошью – он не успевал к звонку даже теоретически. Судя по характеру пробуждения, ему предстоял черный понедельник, а то и черная неделя. Неудачи, сами понимаете, явление стадное.

Когда, застегивая пальто, он выбежал со двора на улицу, в запасе была всего одна минута. Правда, на остановке стоял трамвай, который милостиво позволил догнать себя и вскочить на заднюю площадку, но это еще ни о чем не говорило. Либо трамвай неисправен, либо сейчас обнаружится, что во второй кассе кончились билеты и водитель будет минут пять заряжать дьявольский механизм и еще столько же лязгать рычагом, проверяя исправность кассы.

К его удивлению, трамвай заныл, задрожал, закрыл двери и, звякнув, рванул с места. Навстречу летели зеленые светофоры, а одну остановку водитель просто пропустил, рявкнув в микрофон: «На Завалдайской не сходят? Проедем…»

Следовательно, предчувствие обмануло. Ему предстоял вовсе не черный, а самый обыкновенный, рядовой понедельник.

В отделе его встретили понимающими улыбками. Человек, панически боящийся опоздать на работу и все же опаздывающий ежедневно, забавен, даже когда ухитряется прийти вовремя. Начальник нахмурил розовое юношеское чело. Сегодняшнюю пятиминутку он собирался начать с разговора о производственной дисциплине и – на́ тебе! – лишился основного наглядного пособия.

–Ну что ж, начнем, товарищи…

Начальник встал.

– Сегодня я вижу, опоздавших практически нет, и это… э-э-э… отрадно. Но, конечно, в целом по прошлой неделе показатели наши… тревожат. Да, тревожат. Некоторые товарищи почему-то решили…

Все посмотрели на некоторого товарища. Кто со скукой, кто с сочувствием.

Некоторый товарищ терпеть не мог своего молодого, изо всех сил растущего начальника. За апломб, за манеру разговаривать с людьми, в частности – за возмутительную привычку отчитывать при свидетелях. Ясно: добреньким он всегда стать успеет, а на первых порах – строгость и только строгость. А к некоторому товарищу придирается по той простой причине, что товарищ этот – недотепа. Видя начальника насквозь, точно зная, что́ следует ответить, он тем не менее ни разу не осадил его и не поставил на место. Почему? А почему он сегодня утром не подхватил падающий стакан, хотя вполне мог это сделать?

На восьмой минуте пятиминутки дверь отдела отворилась и вошла яркая женщина Мерзликина. Вот вам прямо противоположный случай. Ведь из чего складывается неудачник? Вовсе не из количества неудач, а из своего отношения к ним.