Андрей Лазарчук - Мост Ватерлоо [компиляция]

– От добра добра не ищут, – сказал он.

– Да, – сказал Ларри. – Надо же, сволочизм какой – только-только решил отдохнуть… Знаешь, Карел, если честно – я хотел совсем завязать с этим делом.

– Фиг бы у тебя получилось, – сказал Козак. – Ты же больше ничего так хорошо не умеешь. Заскучал бы.

– Не знаю, – сказал Ларри.

– Ладно, – сказал Козак. – Отдохнешь, развеешься…

– Отличные пляжи, – сказал Ларри. – Загорим с тобой, как негры, найдем себе по креолочке… Ты любишь креолок?

– Никогда не видел, – сказал Козак.

– Я тоже.

– Вообще, мне кажется, – сказал Козак, – от таких предложений не отказываются.

– Да я вроде и не отказываюсь, – неуверенно сказал Ларри.

– Так мне на вечер билеты продавать?

– Не знаю, – сказал Ларри. – Наверное, не надо.

– Папандопулос лопнет с досады, – сказал Козак.

– Ему-то что, – сказал Ларри. – Он свое получает.

– Ты не знаешь, – сказал Козак. – Он на тебя пари заключает.

Что в тебя не попадут. А теперь все эти его пари… – и Козак сделал жест, наглядно обрисовывающий плачевную судьбу всех пари господина Папандопулоса.

– Так ему и надо, – сказал Ларри. – Скотина лохматая.

– Не устроил бы он тебе какую-нибудь гадость… – сказал Козак.

– Плевать, – сказал Ларри. – Ты здесь будешь? Пойду поброжу.

– Так, значит, не продавать? – спросил еще раз Козак.

– Продавай пока, – неожиданно для себя сказал Ларри. – Потом, если что, вернем деньги.

Все это надо как следует обдумать, как говорил когда-то Ник, «подвергнуть интеллектуальному процеживанию». А полноценное интеллектуальное процеживание получалось у Ларри только при бесцельных блужданиях под открытым небом. Странный день сегодня. Дело не в совпадении даже: что и Ник, и американец, и каждый с невероятными предложениями. Это как раз бывает, закон парных случаев. Но то ли чего-то не хватает во всем этом, то ли какой-то пережим. Что-то тут не так. Он вернулся в отель, купил у портье талончики на междугородные переговоры и заказал разговор из номера с одним своим приятелем в столице. Приятель оказался на месте, и Ларри попросил его навести справки об американской компании «Марк Груманз адвентер тревелз». Через полчаса приятель позвонил ему и сказал, что такая компания существует, имеет солидный оборот и занимается шоу-туризмом, то есть путешествиями по местам увеселений: на корриды, родео, авто – и мотогонки, бурлески и прочее, и прочее; здешний представитель компании по имени Рой Ингал находится сейчас в деловой поездке где-то на востоке страны.

– Спасибо, старина, – сказал Ларри и положил трубку.

Телефон тут же зазвонил снова. Это был американец.

– Мистер Лавьери, – сказал он. – Вопрос о ваших остающихся выступлениях решен полностью. – И тут он отчетливо хихикнул, и Ларри представил себе, как именно проходил процесс решения. – Прошу вас сегодня на ужин – с вашим компаньоном, если желаете. Гарантирую очень хороший коньяк. Очень хороший. Как предпочитаете ужинать – с дамами или без?

– Все равно, – сказал Ларри.

– Так не бывает, – не согласился американец.

– Я хотел сказать, что оба варианта равноприемлемы, – усмехнулся Ларри.

– Вот и отлично, – сказал американец. – Я за вами заеду часов в пять – куда?

– К «Аттракциону», – сказал, подумав, Ларри.

– Хорошо. В пять в «Аттракционе».

Американец положил трубку первым, и Ларри услышал это треклятое «пам-па-па-пам», и ушедшее, казалось, беспокойство зашевелилось вновь.

А, пошло оно все к черту, подумал Ларри с накатившей ненавистью, уставясь почему-то на телефон – наверное, от телефона он и ждал новых пакостей. А пошли вы все к черту – и ты, Ник, и твои хозяева… завтра, мол, вечером… завтра вечером меня здесь собака не унюхает. И даже, может быть, сегодня вечером. Уеду – и там вы меня не достанете. А достанете – ну что же делать, ребята, пеняйте на себя…

Его опять потянуло на улицу. Тучи ушли, светило солнце, и дул ровный прохладный ветер, обещая, что и завтра будет вот так же солнечно и холодно. Было без двадцати четыре. Ярмарка продолжала кипеть, и Ларри, обогнув отель, пошел в направлении прямо противоположном, туда, где тихо и никого нет. Улочка, выбранная им, извиваясь, спускалась к реке, но переходить мост Ларри не стал, а сел на бордюрный камень и стал смотреть на дома, деревья и людей. Дома на обоих берегах были маленькие, крытые черепицей или железом, одноэтажные, изредка двухэтажные, ничего более высокого Ларри не видел, если не считать красного кирпичного здания школы и кирхи вдали. Деревья, распустившиеся не так давно, стояли как в нежно-зеленом тумане, а по дворам доцветали яблони. Со стороны ярмарки люди шли понемногу, в сторону ярмарки не шел никто. Потом Ларри заметил старика. Старик шел с того берега по мосту, потом стал подниматься по улице вверх. Около Ларри он остановился. Красивый породистый старик с коротким седым ежиком, с тростью, на которую он опирался, кажется, не для поддержания себя в положении прямостояния, а выполняя некий ритуал попрания праха земного.

– Все сидите? – спросил он Ларри.

– Сижу, – сказал Ларри, ничуть не удивленный таким вопросом.

– Без работы?

– Видимо, так, – сказал Ларри.

– Что значит «видимо»?

– Наобещали.

– Ясно. Машину водите?

– Да.

– Грузовик с прицепом?

– Да.

– До войны кем были?

– Гимназистом.

– А на войне?

– Морская пехота, потом штрафбат.

– Вы мне подходите, – сказал старик. – Вот вам моя карточка, позвоните утром.

Он протянул Ларри кусочек газеты. Это была позавчерашняя местная газета, и по иронии ситуации как раз на этом оторванном клочке были слова: ЕДИНСТВЕННЫЙ В МИРЕ стрел… и чуть ниже: СПЕШИТЕ! СПЕШИТЕ! СПЕ…

– Штрафбаты – это единственное, в чем еще оставалось хоть немного истинного гиперборейского духа, – сказал старик. – На этой войне наш народ испустил свой гиперборейский дух, но последним его испустили штрафбаты.

– Это точно, – сказал Ларри. Он помнил, как к концу войны в штрафбаты сгоняли кого попало и за что угодно: за отросшие волосы, за вшей, за татуировку, за анекдоты, за… Там Ларри и познакомился с Ником. Потом они вместе дезертировали – накануне заведомо безнадежного наступления.

– Меня вышвырнули из армии, – сказал старик. – Пока шла война, я был им нужен, а как война закончилась, меня вышвырнули. Я им не нужен в мирное время.

– И я им не нужен в мирное время, – сказал Ларри. – Я и себе-то не нужен в мирное время. Страшно обидно получается – уникальный талант, а в мирное время не нужен. А если нужен, то на всякие гадости. Следовательно, война – это тоже гадость, но какая-то общепринятая.

– Да, – сказал старик. – Учтите – когда войны нет, пропадает надобность в воинской доблести, и все мужчины превращаются в хлюпиков. И женщины рожают от них еще больших хлюпиков. Без войн человечество вырождается. Поэтому победители всегда насилуют женщин побежденного народа – чтобы улучшить породу. Природа мудра, и природа не позволит нам перестать воевать.