Александра Бракен - Темные отражения [litres с оптимизированной обложкой]

– Не важно. – Лиам откашлялся. – Мы хотим передать письмо лично в руки. Сначала пытались обратиться по адресу, который дал Джек, но дом оказался конфискован. Отец Джека оставил записку, что поехал в Вашингтон искать работу, но не оставил ни адреса, ни телефонного номера. Помощь Беглеца нам бы не помешала – хотя бы просто выяснить, где он сейчас.

– Может, отправить письмо почтой?

– Почту начали вскрывать примерно через два года после того, как тебя забрали в Термонд, – пояснил Лиам. – Правительство контролирует любые источники информации. И ездит всем по ушам, мол, сбежавшим детям не причиняют вреда, лишь переправляют в маленькие чудные лагеря. Боятся, наверное, что правда выплывет наружу.

У меня не нашлось подходящего ответа.

– Прости, – пробормотала я. – Зря я об этом спросила.

– Все нормально, – сказал Лиам после затянувшейся паузы. – Нормально.

Трудно сказать, в какой момент я все поняла. Может, когда Лиам слишком сильно сжал руль. Или когда задержал взгляд на боковом зеркале, глядя вслед давно уехавшей серебристой машине. А может, когда он ссутулился и втянул голову. Не нужно было смотреть в боковое зеркало, чтобы все понять.

Медленно, стараясь никого не потревожить, я пробралась к передним сиденьям. Зу и Толстяк погрузились в созерцание проплывающего за окном пейзажа.

Перехватив мой взгляд, Лиам кивнул в сторону бокового зеркала. Должно быть, это означало – «посмотри сама». Так я и сделала.

За нами на расстоянии двух автомобилей тащился старый белый пикап. Сквозь завесу дождя было трудно разглядеть, сколько там человек – один или два. Отсюда они казались гигантскими черными муравьями.

– Интересненько, – делано безразлично сказала я.

– Да, – сквозь зубы ответил Лиам. Мускулы на его шее напряглись. – Добро пожаловать в Западную Вирджинию, штат величественных гор и родину чудесных песен Джона Денвера [9] Джон Денвер (Генри Джон Дойчендорф-младший) – популярный американский бард, который по сей день является самым коммерчески успешным сольным исполнителем в истории фолк-музыки. .

– Может, – медленно начала я, – нам лучше остановиться и свериться с картой?

Это был наилучший способ прояснить ситуацию. Лиам собирался свернуть на шоссе Джорджа Вашингтона – гораздо более просторное, чем наша извилистая дорога. Если грузовик преследовал нас, водителю нужно было остановиться, тем самым обнаружив себя. До сих пор он вел себя мирно, не проявляя агрессии. Но если это и впрямь были охотники за головами, им необходимо было нас выманить.

Мы свернули с Гордон-роуд, и Черная Бетти замедлила ход: ей не слишком нравилось ехать в горку. Лиам с запозданием включил поворотник. Мое сердце ухнуло в пятки. Водитель грузовика тоже включил поворотник, но другой. Мы поворачивали налево, они – направо.

Лиам выдохнул и откинулся на спинку кресла. Минивэн перестроился. Следом свернула еще одна машина – маленький серебристый «фольксваген». Мы с Лиамом одновременно вскинули руки, защищаясь от бьющего в глаза солнечного света.

– Ладно, старая река. – запел Лиам и помахал машине рукой. – Утекай и не возвращайся до скончания века. Нет, остановись, замри, разгляди Вселенную…

Пикап проехал мимо, тарахтя, как все старые автомобили. Из открытого окна до нас донеслось соло «Линэрд Скинэрд». «Вольная птица», ну конечно же. Папина любимая. Пара аккордов проклятой песни, и я вдруг опять оказалась на переднем сиденье патрульной машины. Мы частенько катались на папином служебном автомобиле. Мама этого терпеть не могла.

Увидев, как водитель покачивает головой в такт музыке, я едва удержалась от смеха. Он завывал во всю силу легких, не забывая при этом попыхивать сигаретой.

А потом раздался резкий скрип колес. Подняв глаза, я увидела, как едущий перед нами «фольксваген» резко затормозил. В глаза ударил солнечный свет.

– Это что, шутка? – Лиам нажал на гудок, и в этот момент водитель «фольксвагена» опустил стекло, направив на нас нечто черное и блестящее.

Нет. Мир обрел поразительно четкие очертания. Звуковая волна заполнила все вокруг. НЕТ.

Я наклонилась вперед, врубив радио на полную громкость. Лиам и Толстяк что-то кричали, но мне удалось оттолкнуть руку Лиама прежде, чем он успел выключить звук.

Белый шум резал слух даже сквозь музыку. Сильный, но не настолько, чтобы его невозможно было вынести, и все же вызывающий агонию. Радио немного смягчало эффект, но не полностью.

Остальных скрутило с первым пронизывающим звуком.

Лиам, зажав уши, свалился на руль. Толстяк бился о стекло, словно желая вытрясти шум из головы. Я почувствовала, как Черная Бетти медленно двинулась вперед, остановившись только после того, как Лиам случайно нажал на тормоз вместо газа.

Дверь позади меня распахнулась, и пара рук попыталась отстегнуть ремень Толстяка и вытащить его из машины. Вскочив на ноги, я отбросила руку незнакомца, полоснув его ногтями по щеке. Это оказался водитель грузовика, тот самый, что радостно кивал в такт «Вольной птице». Мужчина испуганно уставился на Толстяка. Парень безвольно болтался на ремнях, наполовину высунувшись наружу.

Водитель грузовика отшатнулся, ударившись о собственную машину, и что-то прокричал, но слова потонули в окутавшем три автомобиля белом шуме. Лишь теперь я заметила у него на шее бейдж с ярко-красной буквой Т. Это были вовсе не охотники за головами.

Пси. СПП. Лагерь. Термонд. Плен.

Мужчина из «фольксвагена» открыл водительскую дверь и попытался отстегнуть ремень Лиама. Внешне он походил на бухгалтера, с толстыми стеклами очков и сгорбленными от постоянного сидения в офисе плечами. Однако особых сил ему прикладывать не пришлось. Еще бы! В руках у него был черный громкоговоритель.

Некоторые солдаты в Термонде вообще не выпускали ретранслятор из рук. С помощью генератора усмиряли группы разбушевавшихся подростков, а иногда включали шум просто ради собственного удовольствия. Посмотреть, как корчатся от боли дети. Что им было терять? Обычные люди вообще ничего не слышали.

В теле ныл каждый мускул, однако мне все же удалось пихнуть водителя грузовика локтем в грудь. Он вновь отлетел назад, и на этот раз я успела закрыть дверь на замок. Обернувшись, я мельком взглянула на Зу. А затем резко перегнулась через безвольное тело Лиама, сорвав с «Фольксвагена» очки. За спиной раздался рев пикапа. Машина врезалась в раздвижную дверь. На этот раз не случайно.

Дуло винтовки смотрело в лицо Зу, но она не реагировала. Лишь стонала, зажав уши руками в желтых перчатках. Думаю, она вообще не видела, что происходит вокруг.

Я не знала, что делать дальше. Надеясь привести Лиама в чувство, я трясла его изо всех сил. Глаза парня раскрылись, голубые и удивительно ясные. Но только на миг. В паре дюймов от моей головы вдруг возник мегафон, и белый шум топором вонзился в мозг. Дрожь пробрала до костей. Я упала на Лиама, но поняла это лишь через несколько секунд. Единственным звуком, перекрывавшим белый шум, радио и даже вопли Толстяка, было биение сердца Ли.