Ярослав Бутаков - Второй Фаэтон: восемь часов до смерти

В Чикаго по сравнению с тем, что было всего три месяца назад, стало заметно больше бездомных. Это были беженцы, добравшиеся сюда из восточных штатов. При этом с улиц почти исчезла полиция. Передвигаться по городу пешком ночью, иначе как большой толпой, было опасно. При этом многие здания охраняли какие-то вооружённые люди в непонятной униформе. Что же, вакуум власти всегда заполняется очень быстро. Корпорации и все, у кого водились хорошие деньги, обеспечивали свою безопасность с помощью частной вооружённой охраны. Государство, как предсказывал проницательный шофёр, упразднялось, причём без особого сопротивления.

Цены в гостиницах и ресторанах были дикие, даром что Рождество, а тут ещё и природные бедствия. Клиентов было намного меньше, чем обычно, и, как всегда в подобных случаях, владельцы заведений пытались компенсировать свои убытки вздуванием цен. Тем более, что во всех гостиницах разместили эвакуированных. Они ничего не платили. Государство вначале обещало владельцам компенсировать расходы, но теперь, после объявления о банкротстве, на это не приходилось надеяться. Однако владельцы отелей не имели права выселять эвакуированных.

Любарский и Вальдек быстро поняли, что тут теперь не особо разгуляешься. Впрочем, надо было прежде всего обеспечить свою безопасность. Поэтому они поселились в дороговатом, но зато охраняемом хостеле в Норт Сентре. Контингент эвакуированных был тут довольно приличный – в основном айтишники из Калифорнии, к тому же добровольно и честно платившие за своё проживание. Почему эти «белые воротнички» не купили или не сняли себе квартиры, а то и домá? Тогда они лишились бы права получить компенсацию, на которую продолжали надеяться, несмотря на государственное банкротство.

С этими соседями учёные довольно быстро нашли общий язык и вечером 23 декабря, по случаю такого знакомства, целой компанией отправились в сравнительно недорогой, по теперешним меркам, ресторанчик в Ап Тауне, рядом с берегом Мичигана. Шли пешком: цены на такси взлетели до безумных пределов, а в метро в это время суток было опаснее, чем на улицах. В компании было несколько молодых женщин – подруг и знакомых калифорнийцев. Среди них была и местная, жительница Чикаго, которую все звали Xena – как героиню популярного в девяностые годы прошлого века фэнтезийного сериала. Ксена, как выяснилось, была на самом деле Оксана, родом из Чернигова. Она сразу узнала Любарского благодаря его частым появлениям на телевидении в последние месяцы. Оказывается, она давно следила за его выступлениями. Оксана даже как будто обрадовалась, что Любарский был родом из Москвы, и забросала его вопросами о том, как там и что. Машинально оба перешли на русский язык.

Обычно в американских городах перед Рождеством царит весёлая суматоха, но теперь всё выглядело как-то сумрачно и натужно. Было мало огней, мало ёлок, зато много каких-то странных Санта-Клаусов. Бродяги, нацепив на себя лохмотья, придававшие им отдалённое сходство с рождественским дедом, навязывали какие-то безделушки в виде «подарков», требуя за это денег, а иногда прямо выпрашивая деньги безо всякого ответного подарка.

Когда свернули на одну из улиц, ведших к цели (по понятиям наступившего непростого времени, передвигались пешком), их постепенно обступила группа фальшивых Санта-Клаусов. Дальше идти было невозможно. Сейчас их ограбят, а то и хуже… Угрюмые «Санта-Клаусы» придвинулись вплотную… Курт Вальдек внезапно схватил двух ближайших к нему злоумышленников за фальшивые бороды и рванул так быстро, что вывихнул обоим челюсти. Оба «Санты», завывая, бросились наутёк. В этот же момент Любарский с испугу сделал резкий выпад кулаком левой руки в сторону ещё одного «Санты» и удачно попал тому прямо в глаз. Все неудачливые грабители разбежались. Американцы стояли как вкопанные, дивясь бесцеремонности европейских учёных. Во взгляде Оксаны на Любарского появилось новое выражение.

Больше никаких происшествий не случилось. Участвуя в совместных тостах и временами поддерживая общую беседу по-английски, Любарский и Оксана, тем не менее, в основном вели оживлённый разговор между собой и, незаметно для себя, всё больше увлекались друг другом. Вальдек, отлучившийся на минуту из-за стола, возвращаясь назад, увидел их погружёнными во взаимную беседу и, когда Любарский на секунду скосил взгляд в его сторону, восторженно показал ему «O.K.!» большими пальцами обеих рук.

На обратном пути Любарский не мог не проводить Оксану до её дома в Вест Тауне. Прощаясь недалеко от гостиницы, Вальдек пожелал Любарскому удачи. Лоснящаяся физиономия берлинца лучше всяких слов говорила о том, как он рад за своего московского друга. Выбирая улицы, где было больше светящихся витрин и реклам, а также празднующих обывателей нормального вида, дошли спокойно. Но Оксана, в свою очередь, не пустила ночью Любарского одного в гостиницу… На следующий день они вместе ходили по распродажам, а вечером готовили рождественский ужин. В ночь на Рождество Любарский снова остался у Оксаны.

Да, это оказалась незабываемая неделя тихого счастья, так похожего на семейное, от которого Любарский уже давно отвык! Все дрязги окружающего мира, все тревоги за человечество, все научные расчёты отошли куда-то на задний план и временами казались сущей мелочью перед реальностью личного счастья, на которое каждый человек имеет право во всякое время. Разговоры, особенно когда они долго ещё лежали, не вставая, по утрам, млея от близости, касались в основном их родин. Обоим было о чём рассказать.

– Я была в Москве с родителями ещё в детстве, задолго до войны четырнадцатого года, – говорила Оксана. – Никто тогда не подозревал, что наши страны вдруг схлестнутся. Мне Москва и понравилась, и не понравилась одновременно. Понимаешь, это как весь мир. В мире всегда есть много и хорошего, и плохого. Вот и Москва это прямо целый мир, в котором можно найти всё, что угодно. А что у вас там сейчас? Ну, в смысле, что было, пока ты ещё оттуда не уехал? Расскажи.

И Любарский рассказывал. Про то, как меняется, причём не всегда в лучшую сторону, облик столицы. Про толпы нервно измотанных людей, вечно озабоченных скудостью личного бюджета. Про транспортный коллапс. Про погоду, хмурую и сырую три из четырёх дней в году. Про свою работу. Про интересных людей, которых он встречал в своей жизни. Вспоминая и складывая свои воспоминания во фразы, он осознал, насколько ему всё-таки дорог этот теперь далёкий и, как всегда казалось, не слишком приветливый город, которым он, однако, пропитался насквозь…

– Расскажи лучше мне о Чернигове, – внезапно менял он тему разговора, – я ведь бывал на Украине только в Киеве.