Максим Афанасьев - Когда идет снег [СИ]

— Никому я ничего не должен. Остаемся здесь, идти некуда.

— Хорошо, я согласен. Теперь надо определиться с Почтальоном.

— Мы о нем уже говорили. Я боюсь его отпускать, он неадекватный. А еще он может нам отомстить за такое обращение с ним. Пусть сидит в кладовке, будем его поить водой и давать свечи, пока они есть. Какая ему разница, где сидеть: в кладовке или тут с нами?

— Значит, мы никуда не идем и живем здесь, а Почтальона не выпускаем? — сказал Корней, сжимая и разжимая кулак на больной руке.

— Да, как я уже и сказал, ничего не делаем, любые действия только усугубят положение.

— Мы опять так ничего и не решили. Бездействовать — значит ждать смерти.

— Или чуда.

Старик встал с пола и выкинул оставшиеся ветки за порог. Корней сидел и держался за руку. На лице была гримаса боли.

— Ты чего?

— Руку кольнуло. Уже прошло.

— Давай-ка разбинтуем твою голову, бинт уже весь черный, и руку тоже посмотрим. Столько дней прошло с момента нападения медведя, у тебя уже все должно зажить… по идее.

— Ну, давай.

Корней сел на диван. Старик налил в таз немного воды, кинул в него какую-то тряпку и поставил рядом с собой. Срезав узел и размотав большую часть бинта, понял, что он прилип к болячке. Рана на лбу зажила вместе с куском бинта. Старик промокнул тряпку в тазу с водой и протер лоб юноши. Корней сидел абсолютно спокойно, никаких болевых ощущений он не чувствовал.

— Надо было раньше снять бинт, — сказал Старик, — если я его оторву, то вместе с болячкой.

— Обрежь все лишнее, а то, что останется, отвалится потом само.

Старик взял копье за лезвие и срезал лишние куски бинта. В тусклом свете камина рана на лбу Корнея выглядела жутко, как черный нарост, с вкраплениями вросшей грязной ткани бинта, от середины лба и до уха.

— Точно не болит ничего?

— Да точно, точно. У меня рука не проходит никак, а про лоб я и забыл уже.

— Сними куртку, посмотреть хоть на твою руку.

Корней снял верхнюю одежду. Закатал рукав кофты на больной руке и повернулся левым боком к Старику.

— Давай-ка раздевайся вообще по пояс.

Корней снял кофту, застрял головой в водолазке, пытаясь снять и ее. Старик помог парню раздеться. Втянутый живот с торчащими ребрами, выпирающие ключицы и сутулая спина. Бледный, грязный и истощенный, Корней разглядывал свою руку, которая с виду казалась абсолютно здоровой.

— Где болит? — спросил Старик.

— От локтя до запястья.

— Кажется, немного припухла.

— Сам вижу, что припухла.

— Дай-ка я, — Старик слегка потянул его за руку.

— Тихо, тихо! — закричал Корней, — говорю же, болит!

— Непонятно, что с ней. Может связки порвал, может, сломал, и срослось криво. Сильно болит?

— Когда как. Иногда ноет, иногда сильно стреляет, иногда вообще не болит.

— Ладно, одевайся.

— Помоги рукав просунуть.

Когда Корней проснулся, Старик сидел у камина и рассматривал банку с остатками мяса. Протер глаза и с трудом встал с кровати. Каждый раз просыпаясь, чувствовал сильную слабость и головокружение. Старик повернулся в его сторону и позвал жестом руки.

— Сейчас, — сказал Корней, разминая шею.

Старик сунул ложку в консервную банку, зачерпнул половину того, что там было, и, не мешкая, положил себе в рот. Поставил банку на пол и посмотрел на Корнея.

— Это последняя еда, — сказал Старик.

— Я давно не чувствую что ем. Что такое по ложке в сутки?

— Зато почувствуешь, когда совсем перестанешь.

Корней подошел к Старику, взял банку и доел остатки, потом сел рядом.

— Сколько мы еще сможем прожить без еды? — спросил юноша.

— Может несколько недель, может месяц. Но нам обязательно повезет и случиться что-нибудь хорошее.

— Чудо?

— Чудо.

— Ты знаешь, как это, умирать от голода? Это больно?

— Точно не знаю. Скорее всего, не очень приятно. Я читал, что после полного истощения организма смерть наступает в результате сердечного приступа.

— Старик.

— Что?

— Это может прозвучать странно, но я бы хотел помыться.

— Не понял.

— Поможешь мне натопить снега в ванную?

— Корней, ты в своем уме?

— Поможешь?

Старик напрягся, потом посмотрел куда-то в сторону, и по лицу его расползлась улыбка.

— А давай, — сказал он, — я тоже помоюсь.

Несколько часов набирали и топили снег в камине. Вода в ванной успевала остыть, пока таяла следующая порция снега. В итоге набрали треть ванны. Вода была комнатной температуры, этого вполне достаточно. Корней зажег свечи и прикрыл дверь, оставив небольшую щель. Закрыться в слабо освещенной комнате ему было страшно. С трудом снял с себя все вещи и залез в ванну. Вода тут же стала мутной. Корней радовался и не верил тому, что происходит. Хоть что-то приятное за последнее время. Было прохладно, но вылезать не хотелось. Лежал и смотрел на свои ноги.

Как мало теперь мне надо для счастья. В прежней жизни чтобы почувствовать себя счастливым, должно было произойти что-то грандиозное, а сейчас любая приятная мелочь — уже великая победа.

— Ну как там?! — раздался голос Старика из гостиной.

— Удивительное ощущение, так и лежал бы тут!

— Не холодно?!

— Нормально!

Корней полежал еще минут десять и вылез. Вытерся грязной водолазкой и кинул ее в ванную. Следом закинул и остальные вещи. Оставил только кофту. Завязал ее на пояснице и начал полоскать одежду.

— Ты чего там плещешься?! — крикнул Старик.

— Вещи стираю, сейчас выйду!

Вскоре вышел из ванны в ботинках обутых на босу ногу, в кофте на поясе, и в куртке. В руке был комок мокрой одежды. Разложил вещи сохнуть возле камина. Старик с удивлением и улыбкой смотрел на Корнея.

— Теперь моя очередь, — сказал Старик, — ты грейся, я сам наберу себе воду.

— Может, еще и Почтальона помоем, — предложил Корней и засмеялся.

Старик посмеялся в ответ и пошел набирать снег.

Радость быстро прошла. На смену ей вернулось осознание приближающейся смерти. Настроение быстро испортилось, и вновь все стало по-прежнему. Серое, мрачное, молчаливое, тоскливое. Наверно, так и должно быть.

Корней сидел на кровати и рассматривал свои пальцы.

Неужели все это будет скоро гнить тут? Нет, не гнить, очень холодно. Скорее мое тело замерзнет и останется навечно в том положении, в котором я умру. Этот самый я, который сейчас тут сидит и размышляет. Как же страшно задумываться о смерти. Я боюсь умирать, и боюсь жить вечно. Поистине безвыходная ситуация. А ведь меня когда-то не было на этом свете, и я не сильно сожалел о том, что меня нет. Может и после смерти все будет точно так же? Но сейчас-то я есть.

Размышления Корнея прервал Почтальон, дергая дверь за ручку.

— Отпустите меня! Я не могу больше тут!

— Успокойся! Думаешь, нам хорошо?! — крикнул Корней.