Максим Афанасьев - Когда идет снег [СИ]

— Я понял, понял я…

Нищий побежал куда-то со всех ног, и через мгновение его не было видно.

— Ты не ответил, что ты хочешь забрать?

— Уровень технологического развития цивилизаций определяется количеством энергии, которую они могут добыть для своих потребностей.

— И?

— Ваша цивилизация может использовать энергию воды и ветра благодаря мельницам. Это все, на что вы сейчас способны. В нашей классификации вы занимаете нулевой уровень.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Мы использует энергию звезд вашего измерения.

— Ты хочешь забрать солнце?

— Не совсем забрать. Мы закрываем звезду сферой с приемниками на внутренней стороне, и вся энергия идет на пользу нашего мира.

— А как же обитатели планет вокруг этих звезд?

— Они все замерзают и погибают.

— Так вы убийцы! Паразиты, путешествующие по мирам!

— Дело в том, что нельзя закрыть любую звезду. Мы соблюдаем законы морали. Все зависит от обитателей планет вокруг этой звезды. Цивилизации, истребляющие друг друга, воспринимаются нами как бесперспективные, неспособные выйти на следующий уровень в своем развитии. Мы считаем таких существ неразумными. Звезды с такими обитателями мы используем в своих интересах, как и звезды без планет, или звезды с примитивной жизнью.

— А разве не все цивилизации начинают с нашего уровня и поднимаются выше?

— Все, но не все идут путем войн.

— Но ведь на таких планетах могут оставаться хорошие люди! В меньшинстве, но все же, могут!

— Из-за нескольких хороших людей, мы не делаем исключение. Да и какой от них толк, они уже ничего не исправят.

— Почему ты все это рассказываешь мне?

— Потому что благодаря тебе и таким как ты жизнь на земле не прекратится сейчас. Мы не можем закрыть ваше солнце, так как есть вероятность, что ваш образ мышления поменяется, и вы пойдете правильным путем, минуя апокалипсис. Я вернусь сюда позже. Для вас пройдет много лет, очень много, здесь все изменится, появятся новые технологии, и вы окажетесь на распутье. Как вы используете свои знания? В созидательных целях? Или же будете производить оружие массового поражения, и истреблять себя? Если вы выберете не тот путь, ваша цивилизация рухнет, и мы закроем звезду. Ваше светило послужит благим целям в нашем измерении.

Черный человек протянул руку в сторону юноши, которого затоптали, поднял ее вверх и сделал непонятный жест. Мертвый парень на мгновение потерял цвет, стал серым, потом исчез, появился и снова исчез.

— Это была иллюзия?

— Да.

— Значит, никого не убили.

— Нет, но убийцей можно стать и не убивая.

— Как?

— Главное это намерение, а не действие. Если ты убил случайно, ты не убийца. Если ты хотел убить, но у тебя не вышло, ты убийца. Все просто.

— Они убили его ненамеренно.

— Они убили его намеренно, когда выбрали деньги вместо его жизни.

— Хорошо, скажи мне, что еще тут нереально?

— А какая разница?

— Так может вся жизнь — это иллюзия, а реальность совсем другая? Как я пойму, что ты реален?

— Неважно, что есть реальность, а что иллюзия. Твоему мозгу все равно, видит он галлюцинации или реальные объективные вещи. И то и другое он воспринимает как реальность. Важно только то, как ты реагируешь на эти вещи, остаешься ли ты человеком в критических ситуациях или нет.

Сидели возле камина. Темнота сводила с ума. С момента, когда доели последнюю еду, прошло уже много дней. Может пять, может семь. Все смешалось в одно большое черное пятно. Одно место, одно время, одни мысли — и все черное. Все вокруг застыло. Нет смысла ни в чем. Даже пошевелить пальцем не имеет теперь смысла. Двигаться, значит терять энергию, которую нечем восполнить, кроме ресурсов собственного организма. А ресурсов уже не осталось. Организм безжалостно поглощал сам себя.

Корней окинул взглядом комнату. Шкаф с книгами для растопки печи. Его кровать, которую он никогда не заправлял и спал на ней в той же одежде, в которой и ходил, потому что другой одежды на смену не было. На полу куча мелких веток после огромного количества изрубленных деревьев. Возле входа полено, которым подпирали дверь. За столько дней пребывания тут все вокруг стало родным и привычным. Корней перестал бояться этого дома. Он вообще перестал бояться чего-либо. Страх, паранойя, навязчивые идеи и мечты сменились чувством смирения. Мысли о новом обществе и об изменении людей в лучшую сторону давно перестали посещать его. Только смирение. Смирение перед непреодолимыми обстоятельствами, перед надвигающимся концом его жизни. Может это естественная защита организма? Смириться, если больше ничего не поделать. Почтальон перестал ломиться в дверь и кричать. Возможно, он тоже понимал, что конец близок. Когда ему приносили воду, он, так же, стоял у стены напротив и считал вслух. Никакие хорошие люди за ним не пришли.

Дом не спас их от неминуемой смерти, как казалось раньше. Он всего лишь отсрочил ее, сделал более мучительной и долгой.

Старик постоянно сидел на диване и смотрел на огонь. Иногда рубил деревья. Просто, больше нечего было делать. Когда Корней носил воду Почтальону, Старик безучастно стоял с копьем возле двери. Корней ставил бутылку и клал свечку. Иногда приходилось выливать ведро с мочой, которое Почтальон ставил к двери, когда оно заполнялось.

— Я наберу снега для Почтальона, — сказал Корней, вставая с кровати.

Старик кивнул в ответ.

Корней вышел на улицу, накидал в таз снега, принес в дом и пересыпал его в котел над камином. Еще несколько раз повторил все эти действия, так как работал одной рукой и принести за раз много не мог.

Старик гладил свою бороду, уставившись на огонь. Брились последний раз, когда выходили с Корнеем из его поселка. Костлявые грязные руки касались костлявого лица. Выпученные глаза, мешки под ними и борода. Живой скелет, как собственно и Корней.

— Старик, иди сюда, я открываю, — сказал Корней.

Старик взял копье и подошел к двери. Из кладовки глухо доносился голос Почтальона.

— …двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Корней поднял засов и открыл дверь, положил бутылку с водой, забрал пустую бутылку. Вспомнил, что забыл свечку.

— Посторожи я сейчас, — сказал Корней.

— Давай.

Подошел к камину, открыл ящик — всего одна свечка. Пошел на кухню, взял со стола еще несколько. Вдруг услышал какой-то шум и матерную ругань Старика вперемешку со стонами. Тут же рванул обратно. Старик стоял с ужасом на лице и держал копье с окровавленным лезвием. Почтальон, свернувшись калачиком, катался по полу и кряхтел, стиснув зубы.

— Он… он выпрыгнул оттуда… сам… он сам, Корней… он сам, — невнятно бубнил Старик.

— Давай на диван его! — крикнул Корней.