Александр Громов - Феодал

— А по-твоему, нет?

— Откуда мне знать?

— Вот и я не знаю, о чем он там себе думает. Но он меня достал, это точно. Теперь мой черед достать его.

— Ого!.. — Оксана приподнялась на локте. — Интересно, как?

— Мне тоже интересно… Пока не знаю. Ясно только, что здесь это невозможно. Значит, надо идти искать. Плоскость-то не везде одинакова. Может, где-нибудь и найдется… рычаг воздействия.

— А если его нигде нет?

— Вот и посмотрим. Предлагаешь сидеть и не искать? Это еще глупее.

Некоторое время Оксана молчала.

— Рычаг воздействия на бога? — спросила она чуть погодя. — Круто. А ты не слишком занесся?

— Может, рычаг, а может, и гвоздь, — огрызнулся Фома. — Кольну его в задницу. Почему нет? Он ведь не настоящий бог, трепетать перед ним я не обязан…

— Он тебя и с трепетом прихлопнет, и без трепета. Кстати, бог есть бог, настоящий он там или нет. Значит, он может прочесть твои мысли. Не боишься?

— Делать ему нечего — мысли мои читать…

— Все равно: захочет — прихлопнет. Как муху.

— Возможный вариант. Так что ты подумай хорошенько, стоит ли тебе со мной идти. Может, останешься у хорошего феодала в хорошем оазисе, а?

— А в настоящего бога ты веришь? — спросила Оксана, пропустив предложение мимо ушей.

— Нет. Меня в младенчестве даже не крестили. Я нехристь. А ты?

— Не знаю. Верю, наверное.

— Крестик, вижу, носишь… Спрячь под одежду. Грех.

— Все равно тут у нас другой бог, — возразила Оксана. — Что ему те грехи?

— Христианский бог, значит, в стороне? Не выше?

— А если выше, то почему не вмешивается?

— Хороший вопрос, — сказал Фома, зевая. — Главное, свежий. Люди над ним третью тысячу лет думают. Подумай и ты.

С Бао они встретились лишь на третьи сутки, случайно наткнувшись на оазис. Внезапно открывшаяся взгляду обширная низина, расчерченная на квадраты рисовых полей, казалась шахматной доской. Три хижины, крытые рисовой соломой, идиллически дополняли ландшафт — оазис был крупный и весьма населенный. Рощица невысоких деревьев обрамляла полукольцом дальний край низины. Внезапно из крохотного озерка с шумом ударил могучий столб воды, постоял с минуту, побесился и опал. Не поместившаяся в чаше озерка вода весело побежала к полям.

— Гейзер, — прокомментировал Фома, — только без пара. Холодный, наверное. Вода, поднимаемая неизвестно чем и неизвестно зачем. А что, удобно…

— Красиво, — оценила Оксана.

— Заодно и аттракцион. Борька не упустил бы случая покататься на этаком водяном столбе. И мытье, и стирка, и радости полные штаны.

— Хватит о нем.

— Мой рот, мне и затыкать, — не согласился Фома.

— Резонно. Тогда свой рот я уж сама затыкать буду, когда мне захочется, лады?

— Нет. Я.

— Почему это?!

— Ты не справишься. Разговорчики!..

Их уже заметили. Из хижин выбегали маленькие фигурки. Некоторые из них несли на головах конические соломенные шляпы, издали комично напоминая выводок опят. Какой смысл носить шляпы в мире, начисто лишенном солнца и дождя, Фома не мог понять и списал это на силу традиции.

Шагах в ста от границы оазиса он поднял вверх обе руки: иду, мол, с миром. А на оружие вы, ребята, не обращайте внимания. Так уж получилось. Считайте, что это не карабин, а ручка от швабры…

Может, выстрел с той стороны и был предупредительным, но пуля просвистела над самым ухом.

На всякий случай Фома еще раз помахал руками. Потом пришлось рявкнуть Оксане: «Ложись!» — и падать самому. Шутки кончились. Вторая пуля срикошетировала от микроскопической кочки в тридцати сантиметрах от головы.

— Стрелять не умеете, чайники! — проорал Фома. — Руки-крюки!

Новый выстрел расплескал пыль еще дальше от цели.

— И косоглазие!

Кажется, дело оборачивалось худо. Извиваясь ужом, он выполз из-под рюкзака и снял карабин с предохранителя.

— Мне стрелять? — пискнула Оксана.

— Цыц! — Фома зверски скосил на нее глаза. Глупая девчонка залегла за своим набитым тряпьем рюкзачком как за прикрытием. Как же, спасет он тебя. Твое счастье, что этот тип стрелять не умеет… — Отползай на хрен!

Ясно было, что придется отходить. Не прорываться же в оазис с боем! Если бы уже сейчас путникам грозила смерть от голода и жажды — что ж, Фома не остановился бы перед прорывом. Невзирая на потери противника. Поубивал бы к такой-то матери всех, кто вздумал бы мешать. Для этого ему не понадобился бы и карабин — дистанция позволяла наделать лишних дырок в головах глупцов одним пистолетом.

И еще было ясно, что все-таки придется стрелять на поражение. Без боя не отойти. Не отпустят. Хотя, конечно, убивать людей в чужих владениях — непростительный моветон, и кончится он, скорее всего, облавой.

Может, наделать дырок не в головах, а в конечностях? Авось соседушке придется по душе такая умеренность…

Нестройные крики со стороны противника внезапно смолкли. Теперь оттуда доносился только один голос, и Фома узнал его, а узнав — порадовался удаче. Осторожно приподняв голову над бугорком, он увидел, как Бао распекает виновного. Пожалуй, стоило рискнуть подняться во весь рост.

— Лежи, — приказал он Оксане. — Я сейчас пойду к ним. Если все будет хорошо, махну тебе рукой. Если нет — бросай шмотки, бери только воду, оружие, компас и уходи. Дорогу обратно найдешь?

Оксана кивнула. Фома знал: неопытная девчонка не понимает, насколько малы ее шансы в одиночку пересечь половину владений Бао. Чудо, если ей это удастся. Но ведь Плоскость богата на чудеса… нет, почему обязательно на подлые?

Хотелось в это верить.

— Я тебя прикрою, — решительно сказала Оксана, завладевая карабином.

— Не вздумай! Стрелять только в самом крайнем случае. Обо мне не тревожься, поняла?

Ему часто приходилось видеть плачущих людей. Но чтобы слезы буквально брызнули из глаз — впервые.

— Поняла, спрашиваю?

— Поняла. — Оксана всхлипнула.

— То-то.

И он встал, вновь высоко подняв обе руки.

В него не стреляли.

— Заль, — огорчился Бао, уяснив себе, что ни Фома, ни Оксана не собираются переселиться в его владения, а просят лишь беспрепятственного прохода и, если можно, провожатого. — Осень-осень заль.

Пожимая плечами — что, мол, поделаешь? — Фома с увлечением хлебал суп. Уже после первой ложки он понял, что повар из него никакой и что до сего дня он ел помои, а не похлебку. То ли лапки многоножек следовало отпаривать как-то иначе, то ли здесь шли в ход иные пряности, но разница во вкусе оказалась просто поразительной. Настоящий гурман мог бы смириться со всеми гнусностями Плоскости, если бы жил во владениях Бао.

А вот Оксану пир желудка, похоже, не радовал. Она оставалась напряженной и ела молча.

— Напласно, — подвел итог Бао. — Здесь холосо, дальсе хузе. Совсем дальсе — совсем пылохо. Мозет, лаздумаесь?