Сергей Чекмаев - Социум [антология]

Елисея пробил озноб.

«Дело дрянь, надо поторапливаться», — сказал он про себя, кутаясь в воротник пиджака. А вслух добавил:

— Конечно, можно. Это проявление моей фобии, а в нашей Компании мы с чуткостью и пониманием относимся к каждому сослуживцу и его эмоциональным расстройствам. Главное, чтобы они не мешали согражданам и работе во имя всеобщего процветания!

Когда Елисею в листе профпригодности поставили боязнь одиночества, отец закатил попойку.

— Мальчик мой! — растирал он пьяные слезы по битому лучевой болезнью лицу. — Это же как в лотерею выиграть! Да с таким диагнозом тебе в любой округ можно! Пробуйся в контролеры. Ты у меня парнишка башковитый!

— Почему в контролеры? — хлопал ресницами семилетний Елисей, глядя, как кадык отца проталкивает по луженому горлу антифриз. Контролер, проводивший осмотр, ему не сильно понравился, а других Елисей не видал.

— По кочану, — крякал отец, опуская стакан. — Фобии должны помогать в работе, сынок. Политика Компании, — многозначительно тыкал он пальцем в потолок. — Тебе одному оставаться нельзя — стало быть, с людьми надо работать. Общаться. А это не каждому дано, вон погляди хоть на чистюль.

Елисей крутил головой, но все папины гости были совсем не чистые, а скорее даже наоборот.

— А контролеры — это ж белая кость! Офис! Пинджак с галстуком и соя в пайке!

— Конечно, в контролеры, — подливал себе дармовую выпивку дядя Афонтий, боевой товарищ отца, — в эсбэшники твоего хлюпика точно не возьмут. А вот моего головореза я на Стену пристрою, — отвешивал он звонкого леща белобрысому отпрыску. Тот кривил щербатый рот, но продолжал ковырять подсохшие корки на сбитых костяшках. Судя по количеству следов от зубов, белобрысый тоже не любил одиночества. — Мне начальник караула на Южных Воротах по гроб жизни должен! Верные до конца, помнишь же, Аристарх?

Папа вспоминал часто. Особенно во сне. Будил дикими криками и Елисея, и жителей соседних хибар.

— Верные до конца! Вечная память героям Последнего Рейда! — гаркал отец и снова опрокидывал стакан.

Когда старики повалились навзничь и захрапели, щербатый протянул Елисею чумазую ладонь. На мизинце светился изумрудным только что активированный эмо-датчик.

Нового друга звали Фрол. Дружить с ним всегда было накладно. Но других в жизни Елисея больше не случилось.

Становилось хуже.

Елисей шумно дышал и держал темп, но все равно становилось хуже. Оставалось последнее средство — медитация, но до беседок было еще минут десять ходу.

Елисей воровато огляделся и перешел на бег.

На тротуаре у самой беседочной площадки он едва не упал, оскользнувшись на мокрой брусчатке. Поломойки, дежурившие по ночам, ленились выставлять предупреждающие знаки, особенно в таких местах.

Беседки размещали в каждом округе за счет средств Службы демографического развития. Демографы полагали, что встречи на нейтральной территории поспособствуют росту межполовых отношений и образованию новых ячеек общества. Чтобы способствовать не только развитию, но и благоприятному итогу таких отношений, будки из непрозрачного пластика могли запираться изнутри на засов.

В округе «чистюль» особого проку от беседок демографам добиться не удалось. Чаще, чем парочки, в Четвертом их использовали страдающие от никотиновой зависимости. Один такой бедолага пускал ароматные облака пара у левой крайней будки. Елисей забрал вправо.

Дверь в беседку была распахнута. Елисей пулей влетел внутрь и грохнулся на дюралевую лавочку. В темноте он выпрямил спину, задрал подбородок и закрыл глаза. Несколько раз глубоко вдохнул. Соединил кончики указательного и большого пальцев. Положил кисти на колени ладонями вверх и запустил мантру.

— Я — это не мое тело, — думал он на вдохе.

— Я — это не мой разум, — с выдохом думал он.

Я — это не мое тело.

Я — это не мой…

Твой. Твой. Твоя. Вина.

«Это по твоей вине завтра утром больную мизофобией женщину отправят в самое грязное место в Эдеме. Знаешь, что с ней там будет?»

— Она совершила преступление!

«Она спасала своего ребенка. Тебе не понять. Ты же так и не смог стать родителем».

Вдох:

— Я… Я — это… Я — это не моя вина.

«Твоя, твоя. Это по твоей вине рыжая девочка не найдет своего папу. Она ослепнет и сойдет с ума в темноте. Одна. В полном мраке. По твоей вине».

— Твою мать! — заорал Елисей.

У дальней беседки никотинщик спешно заскрипел по брусчатке подошвами кед.

От крика сработали датчики энергосберегающих светильников. Воздух наполнился гудящим электричеством.

Елисей потер ноющие виски и открыл глаза. Кольцо на мизинце предупредительно пульсировало алым. Если цвет станет ровным, он уже не сможет объяснить показания регистратора. Никакая выдумка не убедит дешифровщиков сигнала.

— Твою мать, — зло процедил Елисей и скинул пиджак. Рванул за внутренний карман. Хрустнули швы. Лопнул нейлон подкладки. Елисей запустил в прореху пятерню и нашарил в тайнике непочатую пачку бензо.

Через секунду на зубах уже хрустела оболочка, а рот наполнялся вяжущей горечью.

Через три минуты вдоль позвоночника поползла знакомая волна. Не такая горячая, как в первый раз, но и этого должно было хватить.

— Так, — протянул Елисей, когда тепло ударило по затылку. — Давайте-ка разберемся, господин Ведущий контролер эмоциональной стабильности. Как это так вышло, что после пяти лет успешного сокрытия нашей маленькой тайны ты чуть не прокололся на таком пустяке, а? Что это нас так в панику-то кидает, а, господин контролер? Ну-ка расскажи-ка мне, откуда такая чувствительность к проблемам поломоек?

За годы подпольной борьбы с недугом Елисей освоил несколько методик. Лучше всего, если получалось ухватить за эмоциональную ниточку события, потянуть потихоньку, осторожно, не дергая, чтобы не порвать. Размотать клубок хитросплетенных эмоций и воспоминаний и найти там причину беспокойства. Уголек, из которого вырастало всепожирающее пламя паники. А потом, когда он будет найден, залить его ушатом логики. Убедить себя, что для него, для Ведущего контролера Елисея Аристарховича, это ровным счетом ничего не значит. Не тревожит. Не заботит. Не его.

Правда, не дергать за ниточку получалось не всегда. Тут нужно, чтобы руки не тряслись и голова оставалась холодной. А это с каждым годом делать становилось все труднее.

Без бензодиазепинов.

Злоупотреблять препаратами Елисей боялся не только из-за проверок на работе. Как никто он знал, что бензо вызывают толерантность и зависимость. Как никто другой, он знал, во что превращаются те, кто эту зависимость приобрел.

Но сегодня был не тот случай. Сегодня Елисей закрыл глаза и поплыл по течению.