Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Агрессивная музыка мешала сосредоточиться: она стала ещё громче, и люди повскакивали на столы и принялись танцевать на них. Кто-то упал перед Элизабет и попытался в театральном жесте обхватить её ноги, но Элизабет выскочила из захвата, и незадачливый партнер рухнул на пол.

«Все вы выросли здесь, в богатом северном полушарии, у вас были родители, вас пестовали и вам давали карманные деньги… Я умирала с голоду, пока вы обсуждали свои любимые рок-группы, ходили на концерты, робко целовались с одноклассниками, меня… Ох, вот поэтому я не хотела сюда приходить! Вот поэтому я ненавижу эти места!.. Никто из них, даже Саманта, не понимает, что это для меня значит…»

Она вернулась за столик к лесбиянкам и любовнику Саманты, «другу лошадей». Девушки смачно целовались, а «друг лошадей» призывно глядел на Элизабет, словно совершенно не понимал, кто она такая. Элизабет села на край дивана и выпила шампанского. Директор клуба Лихвостов мигом наполнил её бокал.

— А где ваш муж? — спросил он. — Он не развлекается с вами?

— Нет, он с нами не развлекается, — ответила Элизабет. «А Алекс? — пришло ей на ум. — Он один, пожалуй… Мне с ним повезло. Если я и рожу когда-нибудь детей, если я решусь принести новую жизнь сюда, не знаю, с НБп или без, то только с ним… Только с таким, как он…»

— Сложно, наверное, в таком браке, — посочувствовал Лихвостов, — где супруги не разделяют увлечений друг друга…

«Да пошёл ты, придурок!»

Элизабет выплеснула шампанское ему в лицо и тут же спохватилась, схватила салфетку и попыталась вытереть ему шею.

— Простите, — сказала она, — не знаю, как так вышло…

— Что… что… — не понял Лихвостов.

— Простите меня, я, наверное, вас неправильно поняла, — повторила Элизабет. — Что вы сказали?

— Отдыхайте, — покачал головой Лихвостов, поднялся с дивана и скрылся, ругаясь, в толпе.

— Так ему и надо! — закричала над ухом Элизабет Саманта. — Сам напросился, наглец! Тоже мне, сложно ему в браке, старый гомик!

— Сэмми, тебе тут не нравится? — спросила с надеждой Элизабет.

— Ты что, Лиззи, здесь так весело! Пошли, я покажу тебе одну классную штуку…

— С тобой — куда скажешь…

Они поднялись на третий ярус клуба и зашли в туалет. Здесь работала звукоизоляция: слышались только журчание воды из открытых кранов и стоны любовников, закрывшихся в кабинках. Несколько девушек и парень лежали с закатанными рукавами возле зеркал на полу, рядом валялись пустые шприцы.

— Смотри, — сказала Саманта, извлекая из сумочки небольшой картридж, — что у меня есть!

— Что это, Сэмми? — спросила Элизабет. «Электронаркотик. Чёрт, она обидится, если я откажусь…»

— Попробуй эту штуку, — предложила Саманта. Она нажала кнопку, и картридж засветился жёлтым светом. У него был один небольшой отросток, и он приподнялся, навострился и стал плыть по воздуху, как будто качаясь на морских волнах. — Не бойся, это совершенно безвредно.

— Сэмми, ты же знаешь, я этим не интересуюсь…

— Ты не понимаешь! — настаивала Саманта. — Посмотри вот сюда.

Элизабет внимательно посмотрела на картридж. На нём была крошечная эмблема: цепочка ДНК внутри земного шара, взмывающего ввысь на золотых крыльях.

— Производство «Голд Корпорейшн», — гордо заявила Саманта. — Да брось, Лиззи, тебе это нужно для дела.

— «Голд Корпорейшн» не производит электронаркотики, — неуверенно сказала Элизабет.

— Уже производит. Это опытный образец, в Корее таких всего пятьдесят штук, через пару месяцев начнётся массовое производство. Слушай, это революция, Лиззи, и тебе просто необходимо это попробовать.

— Вряд ли я…

— Ты меня благодарить будешь. Ты даже не представляешь, какой от неё эффект…

— Я пробовала электронаркотики, — сказала Элизабет, — я знаю, что это такое.

— Пока не попробовала это — не знаешь, — покачала головой Саманта. — Давай, повернись. Ну же, это абсолютно безвредно…

— Ладно, — сдалась Элизабет. «Голд Корпорейшн» она доверяла.

— Повернись.

— Жжётся, — сказала Элизабет, когда Саманта подключала картридж к её коммуникатору. Отросток сам нашёл себе укромное место в волосах Элизабет и присосался к коже.

— Разреши доступ.

— Если что, — предупредила Элизабет, — мой муж знает, где я, подруга…

— Разреши доступ, садись и наслаждайся, — промурлыкала Саманта. За своим ухом она закрепила такой же картридж и села у стены, откинув голову назад и согнув ноги в коленях.

Элизабет последовала её примеру. «Неопознанное устройство» запрашивало доступ, и Элизабет не без колебаний разрешила ему загрузить программу. Она закрыла глаза. «Очевидно, — подумала она, — это как-то связано с технологией нейробиологического программирования». Жгутик картриджа будет воздействовать на её мозг напрямую и позволит получить полноту ощущений без вживлённого в мозг чипа, на который Элизабет так и не решилась — ей была противна сама мысль о том, что кто-то опять вторгнется внутрь её тела.

Как тогда… как он… Ей вспомнился тёмный подземный переход, где она много лет назад лежала, прижатая к холодному грязному полу его тяжёлой тушей. Она чувствовала его слюну у себя на лице и шее, её тело ритмично содрогалась каждый раз, когда он входил в неё, вновь, спустя столько лет, разрывая девственную плеву, оставляя в ней сперму, полную кислотно-зловонных сперматозоидов с острыми зубами, прогрызающих её плоть по пути к матке, сворачиваясь в гадкий, червеобразный эмбрион, обрекая на три года страха, на смерть Капилы, на бесконечную боль, о которой она так давно не вспомнила, но которая всегда была где-то рядом, боль пурпурного цвета — она проникала в её тело сквозь промежность, добиралась через живот и грудь до головы, и Элизабет оставалась одна в темноте Вселенной и в этом холоде. Толчки прекратились, пришло болезненное облегчение — мучение закончилось, её освободили, полицейские ворвались в подвал и выносили оттуда детей на руках, а они плакали и рвались обратно, звали на помощь своего хозяина… стерильный скальпель проникает внутрь, выскабливает стенки матки, разрывает червеобразный эмбрион, но гниль всё равно попадает в кровь, и её кровь осталась заражённой навсегда, и ЕГО глаза горят перед ней, и каждый раз, засыпая и просыпаясь, она неизбежно будет встречаться с этой темнотой, с глазами чудовища, отнявшего у неё мать, вернувшегося, чтобы предъявить на неё свои права, отнять её у Алексея, у Саманты, отнять всю её жизнь, запрятать в подвал, посадить на колени и гладить, по одному убивая всех людей, которых она когда-либо знала…

Облегчение? Его приносят струи чистой, прозрачной воды: она, нагая, входит в водопад, и освещённые солнечными лучами струи окатывают её с головы до ног, она открывает рот, и вода заливается внутрь её, вымывая из неё гниль, очищая внутренности; она становится прозрачной и невесомой, сбрасывает с себя кожу, растворяется, но не падает вниз, а поднимается вверх — водопад уносит её в небо, к плывущим облакам; она сливается с потоками ветров и летит вперёд, летит назад, летит в стороны — быстро, уверенно, оставляя на земле несчастное изуродованное тело изнасилованной девочки, гниющей в пурпурном подвале. Она облетает с ветром Землю, она видит моря и горы, леса и мегаполисы, маленькие сёла и безводные пустыни, каньоны и ледяные просторы, зыбучие пески и гейзеры; опускается на дно океана, где растут коралловые джунгли и охотятся глубоководные монстры; поднимается выше, в стратосферу — проплывает по долинам из облачной пены, танцует с грозовыми вихрями и ураганами, едет верхом на молниях и живых стенах цунами.