Олег Рой - Маленькие люди

Во-первых, ариэлий оказался даже интереснее, чем я предполагал. Более точный расчет показал, что его атомная масса выходит за пределы острова стабильности. Попросту говоря, ариэлий должен был быть радиоактивным. Должен был, но не был. Отчасти виной тому было уже открытое мной «дыхание» этого химического элемента. Отчасти, но не полностью. В строении ариэлия слабые взаимодействия играли намного бо́льшую роль, чем в привычном нам мире. И это еще предстояло исследовать. Но от открывающихся перспектив просто захватывало дух. Это был подлинный прорыв.

Зато полностью подтвердился энергетический потенциал ариэлия. В процессе опытов мне приходилось прилагать множество усилий, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, но это получалось плохо, и к концу моих исследований вся популяция ученых в Кембридже гудела, как потревоженный улей. В итоге нас с Ариэль принялись наперебой приглашать на различные церемонии, а то и просто в гости, чтобы, естественно, выведать у меня суть моей работы. Но я молчал как рыба, хотя в душе уже мечтал сбежать из Кембриджа куда-нибудь подальше, а точнее в Хоулленд, по которому я уже начинал тосковать.

Да и Ариэль тоже стала поговаривать о возвращении.

Не меньше сюрпризов преподнес мне и метеорит, точнее, траектория его падения. Кажется, легко нарисовать на карте прямую (или кривую, если учитывать кривизну земной поверхности), соединяющую две точки. Но… законы небесной механики сложны, и на движение падающего на землю астероида влияет слишком многое. Траектории, удовлетворяющей моей гипотезе, не существовало. У меня почти опустились руки. Почти. Я, наверно, не очень смел и не очень практичен в быту, но в науке не отступаю, пока не выжму ситуацию насухо, пока не исследую все связанные с ней аспекты и не выясню все, что можно выяснить.

Я консультировался с несколькими знакомыми астрофизиками, в том числе в режиме онлайн по скайпу с американскими коллегами, и в итоге сумел-таки составить адекватную задачу для компьютерного расчета. Через некоторое время компьютер выдал мне результат, и первое, что я увидел на мониторе, было сообщение:

«Введенные условия на 65 % совпадают с условиями ранее поставленной задачи. Вы желаете:

– вывести решение вашей задачи;

– просмотреть ранее полученное решение для сходной задачи;

– объединить оба решения в единое и вывести результат?»

Я выбрал третье, а когда модель предстала передо мной на голографическом мониторе, невольно потянулся за сигарой. Сигару мне подарил Отто Крюковский, эксцентричный хозяин одной из лабораторий астрофизики Кембриджа.

– В помещении центра курить запрещено, – подмигнул он. – Но астрономы всегда там курят. Эта сигара кубинская, как говорят у нас в Хорватии, от деда Кастро. Рекомендую вам закурить ее, когда достигнете успеха.

В общем, сигара была подарена мне как пожелание удачи, поэтому я медленно разжег ее и затянулся очень крепким и каким-то «респектабельным» дымом, глядя на полученную голографическую модель.

Очень-очень давно, на границе двух геологических эпох, эоцена и олигоцена, примерно над Хоуллендом произошло событие катастрофических масштабов, но не столь редкое в истории Земли. Некий небесный странник, крупный астероид, захваченный магнитным полем нашей планеты, столкнулся с другим телом, вероятно, бывшим спутником Земли. В этом нет ничего интересного – силы гравитации свели их между собой с неумолимостью стрелки компаса, всегда находящей направление на север. Мощнейший удар отшвырнул бывший спутник планеты на Восточное побережье США. В результате образовался Чессапикский залив. Сам же небесный гость, отброшенный в противоположном направлении, рухнул в пустынной даже в наши дни местности на севере Сибири.

А несколько осколков этих небесных тел обрушились на землю совершенно независимо – в Хоулленде, в Конго, в Южно-Китайском море. Еще как минимум два упали в Арктике и Антарктике. Потенциально каждый из этих камней тоже мог содержать ариэлий, и в двух случаях я считал это доказанным фактом – теперь я был практически уверен, что и пигмеи Африки, и негритосы Юго-Восточной Азии своим ростом обязаны именно этим небесным гостям.

Это был успех, но почему-то мне стало грустно. На душе было тяжело, словно ею владело предчувствие какой-то близкой беды.

Заметила это и Ариэль. Несмотря на всю мою занятость, мы с ней не разлучались ни на минуту. Когда я работал, она тихонько сидела рядом, читала что-нибудь на планшете или рисовала – у моей жены обнаружился незаурядный талант портретиста. А потом мы гуляли по Кембриджу, который я всегда нежно любил и хорошо знал, ужинали в одном из пабов или итальянских ресторанчиков и поздно возвращались домой, чтобы заснуть с приятной усталостью любящих друг друга людей.

Царь Соломон говорил, что нет большей удачи в жизни, чем найти хорошую жену. Похоже, он был прав. Мой отец, никогда не отличавшийся особой религиозностью, называл книгу Притчей Соломоновых «Книгой Прописных Истин», но вот это высказывание про жену часто цитировал моей матушке. Лично я раньше относился к этой истине скептически. У меня была семья, но это было всего лишь обстоятельство моей жизни, а сказуемым всегда была наука.

С Ариэль все в моей жизни переменилось, и я понял, что Соломон сказал эти слова вовсе не от того, что играл в Капитана Банальность. Вероятно, каждая из его притчей была плодом жестокого жизненного опыта. И суть этих слов кажется банальной только тому, кто сам не нашел такой жены.

Нам кажется, что единодушие супругов – всего лишь красивый поэтический образ. Три века просвещения приучили нас воспринимать Библию как собрание мифов и моралитэ, а слова Христа «будут двое одной плотью» кажутся нам красивой метафорой, но…

Мы с Ариэль действительно чувствуем себя единым целым. А то, что я так мало уделяю внимания ей по ходу рассказа, происходит совсем не потому, что она мало значит для меня. Вовсе нет! Просто мы с ней действительно одно целое, и говоря о себе, я говорю и о ней.

И наоборот.

Мое возвращение в Лондон должно было стать возвращением триумфатора, и, казалось, все к тому и идет. Но дела, так сказать, государственные не оставляли меня.

Когда мы с Ариэль были в дороге, со мной связался Бельмондо. Судя по голосу, Пьер был очень доволен.

– Можете проверять счета, сэр! – с ходу заявил он. – Я выручил за камушки хорошую цену, даже с учетом комиссионных всем многочисленным посредникам. Предупреждаю, пять процентов я взял себе.

– Не забудь заплатить с них налоги, – с некоторых пор мы с Пьером стали накоротке, настолько накоротке, что я обращался к нему на «ты», а он даже назвал мне свое настоящее имя. Я тогда даже поперхнулся кофе – неудивительно, что он его скрывает! Сципион Пуго – с таким именем можно быть разве что комиком. Сципионом Пуго Пьер, он же Бельмондо, честно пробыл до третьего курса Сорбонны и, по его же собственным словам, забыл его в комнате общежития, когда слинял в одну из зарождающихся тогда частных военных компаний.