Геннадий Бурлаков - Островитянка

Лайнел: — Говори. Есть новости? — прервал молчание. — Мне кажется, что тебя распирает от какой-то информации.

Сеон: — Да не так, чтобы я лопнул, но интересно.

Лайнел: — Да, ты мне писал обратить внимание на эти операции. Согласен, интересно…

Сеон: — Это не просто интересно. Понимаешь, началось всё с того, что кто-то попытался вывести с рынка просто неимоверно огромную партию алмазов. Я даже подумал, что уйдут все предложения на тот день. Не знаю что случилось, но потом вдруг резко пошел «отбой», как будто кому-то поступил приказ остановиться и продать всё так, как есть.

Лайнел: — Были, конечно, масштабные атаки и ранее…

Сеон: — Но не было еще столь сильных. И столь обеспеченных наличными…

Лайнел: — Наличными?…

Сеон: — Вот-вот!.. Сначала всё шло как обычно. Но в какой-то далеко не последний момент произошел интересный инцидент: расплачиваться стали не акциями, не аккредитивами, а именно наличными. Причем, волна наличности была просто как Девятый Вал. Вал должен был смести алмазы полностью.

Лайнел: — И?…

Сеон: — Остановка! И — остановка!.. Я не стал комментировать по телефону, а дал тебе сигнал, чтобы был готов. Понимаешь, мне показалось, что я почувствовал РУКУ. Ты РУКУ, о которой мы говорили как-то раз в твоей вилле в горах.

Лайнел: — Удалось проследить?

Сеон: — Мы сделали такую попытку, но ничего особенного не нашли в тот день. Обычные проданные ранее акции высокой ответственности, после чего средства были сфокусированы на обычных счетах. Вот только счета были разбросаны очень виртуозно…

Лайнел: — И куда потом опять ушли деньги?

Сеон: — Опять на эти же счета.

Лайнел: — Что с этими деньгами?

Сеон: — Да не те это суммы… Мы поставили над ними обычное наблюдение, но они и лежат пока опять без дела.

Лайнел: — Нет, не без дела, — Лайнел протянул несколько бумаг, которые вынул из пачки на столе. — Они сегодня ночью пришли в действие.

Сеон: — Но биржа еще не открыта!

Лайнел: — Они пришли в движение на Токийской бирже. Другой брокер воспользовался этими средствами и…

Сеон: — … и потратил значительно больше, чем так было?

Лайнел: — Да, откуда ты знаешь?

Сеон: — Так было в ряде случаев при операциях с той РУКОЙ.

Лайнел: — За РУКОЙ следил ты, хотя понимаю, что это делалось не регулярно и не интенсивно. Я не следил. Но сегодня скуплены все — ВСЕ! — запасы титана, все рудники титана, все предприятия по работе с титаном…

Сеон: — Но предприятия скупить невозможно!..

Лайнел: — Сами стены — нет. Но купить контрольные пакеты акций, — это равносильно скупке предприятия.

Сеон: — Ах, да, точно. И много скупили?

Лайнел: — ВСЁ, КРОМЕ ТВОЕГО И МОЕГО ПАКЕТОВ!

Сеон: — Но…

Лайнел: — Что?…

Сеон: — Я…

Лайнел: — Ты?…

Сеон: — Я продал свой пакет.

Лайнел: — ТЫ … ПРОДАЛ … СВОЙ … ПАКЕТ?

Сеон: — Ну, ДА… Мне предложили его пятикратную цену по самому большому курсу в истории, и я принял предложение.

Лайнел: — На бирже такой сделки не было.

Сеон: — Она была вчера. В нотариальной конторе биржи. НАШЕЙ биржи.

Лайнел: — Т. е. ты хочешь сказать, что титана у нас нет?

Сеон: — Ну, я понадеялся, что твой пакет… — Сеон только теперь понял ярость в глазах Лайнела. — Ты хочешь сказать, что ты тоже продал свой пакет?

Лайнел: — Да, за четырехкратную цену. Как черт меня под локоть подталкивал: продай, продай… Тоже понадеялся на твой пакет…

Сеон: — Значит, титана у нас нет. Это важно?

Лайнел: — Ну, в принципе, конечно, это капля в море, — только одна отрасль, — но в принципе один проигранный бой еще ни о чем не говорит. Просто сегодня для того, чтобы купить хоть какие-то титановые акции, мне придется долго бегать по рынку…

Сеон: — … и не факт, что купишь?

Лайнел: — Да.

Сеон: — А без титана ты свои…

Лайнел: — Да, СВОИ изделия буду производить по более высокой цене. Кто же нас так «обул»?

Сеон: — Не нас, а тебя. У меня с титаном никакие производства не связаны…

Лайнел: — Ой, ли? Так уж и не связаны? А ртуть ты куда…

Сеон: — Всё-всё-всё. Молчу. Оказывается ты это тоже знаешь? Губчатый титан…

Лайнел: — …ты теперь не будешь брать у меня за бесценок.

Сеон: — Ладно, в любом случае издержки оплатят заказчики. Как всегда.

Лайнел: — Да я и не жалею титан, просто интересно…

Сеон: — Проследил концы?

Лайнел: — Нет, я и не знал, куда и откуда были приходы, — мы Токийскую биржу в расчет не брали… Вот алмазы были ожидаемы…

Сеон: — Но это была моя стезя, — я и следил. А титан — твоя. И никто этого не ожидал.

Лайнел: — Кто у тебя присутствовал на заключении сделки?

Сеон: — А у тебя?

Лайнел: — По рассказам моих людей пришел явно подставной клерк, принес бумаги, — с готовыми подтверждениями, произвел все манипуляции, позвонил, — и вышел. Деньги на счетах возникли сразу. С тех счетов, что засветились на алмазах….

Сеон: — Похоже, что у меня происходило всё точно так же… Клерк — мальчик или девочка?

Лайнел: — А это существенно?

Сеон: — Да просто к слову спросил.

Лайнел: — Не знаю, не уточнял. А ты?

Сеон: — И я не уточнял…

Лайнел: — Сделка оплачена, происхождение денег мы не установим опять?

Сеон: — Нет, никакой надежды.

Лайнел: — Ладно… Ты раздражен или обижен?

Сеон: — Да нет, ни то, ни другое…

Лайнел: — Ну и забудь…

Сеон: — Уже.

Лайнел бросил на стол возвращенные ему бумаги и встал с кресла. Не загасив сигару, оставил ее в широкой пепельнице. Сеон тоже встал. Оба направились к двери.

Лайнел: — Кстати, нет ли у тебя на примете какого-нибудь нового…

Голоса заглушила закрываемая дверь.

Невидимые нити разрывали тело пополам. Серебряные, воздушные, смертельные, — они рвут тело на несчетное количество частей. Тяжесть оков навалилась не только на руки, но и на все тело. Это была тяжесть вины. Бремя ошибки не только растягивало тело человека на кресте, но неумолимо растлевало самое сердце бренного тела. Рой мыслей проносился в голове и оседал в душе неумолимым осадком. Сколько еще могло произойти, если бы все случилось по-другому. И осознание того, что механизмом — и рычагом и рукой, — совершившим переломный момент, был Я, — разъедает сознание. Свежевыпотрошенные чувства стекали слезами по ничего не выражающему лицу. Лицо, которого коснулись наивысшая скорбь и печаль, радость и счастье навеки потеряло способность что-либо изображать. Это функция, мимика, были атрофированы, как и чувства, из-за того что, не нужны больше своему владельцу.

Нити превратились в канаты дыбы. Дыба превратилась в крест. И невообразимое число таких вот воздвигнутых крестов предстало перед мысленным взглядом. Каждый живой человек, каждая сущность, ы осознанно или неосознанно делающая свой выбор, корчилась на кресте в страшных муках. И еще более тяжелым становится крест, ложащийся на плечи человека, понимающего свою роль в этом неподдающемся пониманию мире.