Эммануил Зеликович - Следующий мир

…В сотый раз загорелась яркая лампа, и поток мощных лучей, с жужжанием и свистом, прорвал люк в следующий мир. Профессор взглянул на хронометр: было четыре часа утра. Затем он взял меня под руку, и мы одновременно вступили в поле действия четырехмерных волн.

Раздался привычный взрыв, выбросивший нас за пределы пространства в абсолютную тьму.

Это был головокружительный момент, похожий на провал в бездну. Мы прыгнули, вытянув вперед руки, и упали на них с высоты не более двух метров. Опустившись на почву, мы остались лежать ничком, не осмеливаясь поднять голову.

— Вы невредимы, Брайт? — тихо спросил профессор, но мне показалось, что его голос прозвучал более звонко, чем обыкновенно.

Я нащупал в темноте его руку и ответил:

— Да. А вы себя как чувствуете, мистер Брукс, не ушиблись?

— Нисколько. Все прекрасно — перчатки защитили руки и смягчили падение.

Наши глаза, привыкшие к сильному освещению лаборатории, ничего не различали в этой кромешной тьме. Сзади нас журча и искрясь, изливались потоки волн резонатора. Через «люк» мы видели яркий объектив и смутные очертания кусочка нашей родины.

— Выключите резонатор, — скомандовал профессор.

Я нащупал в сумке рычажок, два раза повернул его и нажал кнопку. Тотчас же раздался удар, подобный стуку захлопнутой крышки пустой деревянной коробки, и маленькое отверстие, связывавшее нас с нашим миром, исчезло…

— Давайте сядем, Брайт, — предложил профессор, — а то мы похожи на двух испуганных крокодилов в темном сундуке… Что сказали бы наши коллеги, если бы увидали нас в этом положении!

Коллеги… Какие там коллеги? Все бывшее до сих пор казалось мне не более близким, чем смутные воспоминания отдаленного детства.

— Обсудим положение. Мы не ослепли, — продолжал профессор, как будто угадав мои мысли. — Иначе мы не видели бы отсюда света резонатора. Возможны три положения: первое — здесь всегда темно, второе — теперь ночь, третье — световые волны этого мира не соответствуют устройству наших глаз. Ба! — воскликнул он вдруг. — Мы настолько растерялись, что упустили из виду самые простые вещи. Ведь, у нас же с собой электрические фонари!

Он порылся в своей сумке, и яркий луч прорезал черное пространство и быстро исчез.

— Итак, все в порядке. Но не будем злоупотреблять светом — мы не знаем, кто нас окружает: необходимо быть крайне осторожными. Двигаться тоже не следует, чтобы не свалиться с горы или не попасть в яму. Посидим спокойно и обождем. Если положение через несколько часов не изменится, тогда подумаем, что делать дальше.

Было очень жарко, но не чувствовалось, однако, ни малейших признаков духоты. Необычайно свежий, пропитанный озоном воздух действовал опьяняюще. Голова кружилась, пульс участился. Ощущение бодрости и энергии повышалось до степени энтузиазма. Хотелось двигаться, прыгать, петь, кричать… Я все время поддерживал с профессором оживленную беседу и окончательно убедился, что голоса наши, действительно, звучали здесь яснее и громче.

Так прошло около часа. Я осветил на мгновенье свой хронометр, на котором — как это ни странно — было всего лишь четырнадцать минут пятого! Покинули же мы Землю ровно в четыре часа. Профессору также казалось, что мы сидим здесь более часа. Однако и его хронометр показывал то же, что и мой.

— Как вы объясняете себе это явление? — спросил он.

— Мы совершенно иначе ощущаем здесь время. К тому же возможно, что под влиянием местных условий тяготения механизмы наших часов иначе работают.

— Правильно, но вы забыли еще одно очень важное обстоятельство. Вспомните Эйнштейна — ведь, время относительна! Оно может иметь здесь другой темп и должно поэтому совершенно иначе расцениваться. Если оно протекает, например, в этом мире быстрее, нежели у нас, мы сможем в течение одного и того же срока успеть здесь больше, чем на Земле…

Внезапно из-за горизонта появилась звезда, за ней вторая, третья, четвертая, пятая. Расположенные дугой на темно-бархатном фоне и медленно плывя вверх, они походили на пять крупных, кристально чистых бриллиантов, переливавшихся всеми цветами радуги. Их свет был настолько силен, что я различал лицо профессора.

— Назовем их, — сказал он, — «Созвездием Параболы».

— Нет — воскликнул я. — Это — «Созвездие Джемса Брукса»!

— Ну, ну, — скромно запротестовал профессор. — Вернее будет — «Вилли Брайта» — ведь, вы обнаружили первую звезду.

Но спор не успел разгореться, как на горизонте появилось нечто в роде зодиакального света.

— Млечный путь! — воскликнул профессор.

Любуясь его красотой и величием, мы замерли на месте, пока не почувствовали усталость в ногах и сильный голод.

Мы оторвали свои взоры от надземного мира и занялись осмотром окружающей местности. Она не представляла собой ничего интересного: это была огромная, лишенная всякой растительности равнина; вдали выделялось нечто в роде гор, а на горизонте чернели, как нам показалось, неясные очертания леса.

Мы сели на «землю» и развязали мешок с провиантом. Воздух, богатый кислородом и озоном, большое давление атмосферы, и увеличенная сила тяготения вызвали энергичный обмен веществ, усиленную деятельность организма и волчий аппетит.

— Если так будет дальше, — заметил профессор, проглотив три бутерброда и принимаясь за четвертый, — недостаток пищи заставит нас вернуться через сутки на Землю.

Пока мы ели, десятки фантастических созвездий усеяли густо покрытое звездами небо. Верхушка гор загорелась, это было отражением зарева, вспыхнувшего на противоположной стороне горизонта. Оно быстро усиливалось, пока не показался, наконец, выпуклый край и мы увидели луну, похожую на нашу.

— Прекрасно! — обрадовался профессор. — Здесь есть луна, значит, — будет и солнце.

Луна, между тем, быстро поднималась вверх. Звезды угасали. Внезапно профессор воскликнул:

— А это еще что такое?

Я обернулся и увидел второе, более сильное зарево на другом месте горизонта. Прошла минута-две, и показалась еще одна и притом огромная луна. Мы были в восторге.

— Здесь интереснее, чем на Земле!

Но не успели мы еще достаточно налюбоваться этими светилами, как горизонт опять вспыхнул, и тотчас же появилась третья, но на этот раз меньшая луна… Мы снова вскочили, переводя глаза с одной на другую. Почва, освещенная яркими, зеленовато-голубыми лучами, представляла собой прекрасный своеобразный ландшафт. Стало уже настолько светло, что можно было свободно читать книгу.

— Какая красота! — воскликнул восхищенно профессор. — Трудно себе представить, чтобы нечто… но что же это, наконец?

Я опять обернулся и заметил одновременно выплывающие… еще две луны.